Дело Николя Ле Флока

Сорвавшись с места, Николя быстро зашагал вперед, и через несколько мгновений ошеломленная девица осталась далеко позади. Он шел, не разбирая дороги, и лихорадочно соображал. Когда в 1761 году Сатин сообщила ему о ребенке, он с тревогой спросил, не его ли это малыш. Он прекрасно об этом помнил, ее ответ по-прежнему звучал у него в ушах: «Ты очень осторожный, Николя. Я все подсчитала. К тому времени мы с тобой давно не встречались». Он поверил ей на слово, а ее смущение отнес на счет застенчивости и стыдливости. Он вел себя как последний дурак. В следующее мгновение он принялся убеждать себя, что этого не может быть, что Президентша все выдумала или просто пересказала очередные сплетни: пансионерки веселых домов всегда любили почесать языки. Когда он вернется в Париж, он прояснит эту новую загадку, а пока надо выбросить ее из головы.

Бродя по лондонским улицам, он убеждался, что они столь же грязные, как и парижские, хотя уборщики постоянно собирали мусор в большие тяжелые тачки и увозили его. Вечный туман вперемешку с дымом от каменного угля, единственного топлива, используемого как для приготовления пищи, так и для отопления, затруднял дыхание и затмевал солнце. Вскоре Николя взял фиакр, и тот быстро доставил его на Беркли-сквер, где госпожа Вильямс встретила его с таким удивленным видом, словно не ожидала его возвращения. Она передала ему запечатанный конверт, без гербов и подписи, где высоким наклонным почерком было написано, что его протеже выпустят сегодня вечером, а посему он обязан явиться в полицейский участок на Боу-стрит ровно в пять часов. Его и отпущенных на свободу французов немедленно препроводят на набережную Темзы, откуда баркас доставит их на борт французского корабля. Поднявшись к себе, Николя собрал чемодан и вручил несколько гиней ошеломленному слуге и госпоже Вильямс, долго жеманившейся, прежде чем принять их. Но благодаря своему обаянию комиссар сумел смягчить даже ее суровый прав; постепенно ее недовольный вид сменился приветливой улыбкой, и она угостила Николя еще теплым пирогом с изюмом и индийскими пряностями, ароматы которых немедленно наполнили дом. Расстались они добрыми друзьями.

Прием, оказанный английскими властями, возмутил Николя. Какой-то чиновник с бегающими глазками долго объяснял ему, как следует производить процедуру передачи задержанных, и настаивал на том, чтобы полицейская карета подъехала как можно ближе к крыльцу, дабы французы незаметно сели в нее, не успев пробудить гнев враждебно настроенной толпы, окружавшей участок. Но уже при подъезде Николя столкнулся с озлобленной, разъяренной массой портовой и уличной черни. Его появление вызвало бурю брани и проклятий, и он с трудом увернулся от пущенных в него комьев грязи.

Он нашел своих соотечественников в затхлой камере, истощенных, больных, в лохмотьях, заросших давно небритой щетиной. Капитана Беранже била дрожь, он плохо соображал, и Николя подумал, что подобным людям нельзя доверять деликатные поручения. Он стал вспоминать, что говорил ему Сартин об этом офицере, получившем в определенных кругах прозвище порочный фанфарон. Кажется, Беранже всегда был готов рискнуть всем, ибо терять ему было нечего, а следовательно, ради солидного вознаграждения он без раздумий соглашался на все. Распластавшись на земле, один из приставов бредил, другой, увидев Николя, зарыдал, и все они, обнимая его колени, наперебой умоляли его вызволить их отсюда.

Бесшумно покинуть полицейский участок не удалось. Ненависть черни к французам оказалась поистине безграничной, и на карету обрушился град камней и комьев грязи. Николя подумал, что этот инцидент наверняка дурно отразится на отношениях между обоими королевствами. Отказавшись сесть в отдельный фиакр, он, несмотря на риск потерять свой багаж, втиснулся вместе с бывшими узниками. Прибыв на набережную, кучер, ехавший впереди, с улыбкой протянул Николя его чемодан. Сердечно поблагодарив помощника д'Эона, он протянул ему гинею, но тот от денег отказался, зато с радостью пожал протянутую Николя руку. Откуда такое бескорыстие? Почему англичанин проявил к нему столько заботы и симпатии? Но времени для размышлений не осталось, и Николя прыгнул в шлюпку.

Опасаясь пропустить прилив, владелец приземистого рыбачьего судна приказал немедленно готовиться к отплытию.

Попутный ветер сопровождал их до самого Кале. На протяжении всего перехода Николя пришлось слушать бессвязные рассказы полицейских, прерываемые криками несчастного безумца. Постаревший и обогащенный опытом причастности к закулисным политическим интригам, комиссар Ле Флок ранним утром ступил на французский берег. Мысль о том, что он, возможно, является отцом четырнадцатилетнего мальчика, носившего имя его отца, маркиза Луи де Ранрея, и также имя его повелителя, короля Франции, не давала ему покоя. Сдав неудачников-полицейских на руки их портовым собратьям, он отправился на почтовую станцию, потребовал лучшего коня, и, пришпорив скакуна, помчался в Париж, куда ему хотелось добраться как можно скорее.

VII С НОГ НА ГОЛОВУ