Дело Николя Ле Флока

— Нет ничего проще. Сартин, с согласия Его Величества, разрешил вам сопровождать меня во время следствия по нашему делу, и без маскарада, хотя карнавал уже не за горами.

— А что в-третьих? — вздохнул Николя.

Бурдо протянул ему листок бумаги, испещренный мелким, словно следы мушиных лапок, почерком судебного писаря.

— Это протокол допроса Казимира, чернокожего раба госпожи де Ластерье.

Николя со вздохом покачал головой.

— За рабами не признают прав свободных людей, зато с легким сердцем отправляют их на пытку, где они испытывают те же страдания, что и их хозяева. Только под пыткой их слушают, и слова их значат столько же, сколько слова их хозяев!

— Так говорит ваше доброе сердце, — произнес Бурдо, — и я полностью разделяю ваше мнение. Кстати, в этом деле нам пока удается не упоминать вашего имени. Но Казимир — иное дело. Кто-то сообщил о расследовании секретарю министра морского флота. Вокруг все строят догадки и требуют пролить свет на преступление, совершенное с неимоверной жестокостью. Подумать только, вдова интенданта финансов морского флота, белая женщина, — и убита рабом-негром! Да еще во Франции! Что начнется в колониях, если слух об этом придет туда раньше успокоительной новости о неизбежном и немедленном наказании? На Сартина оказывают давление, хотя вам прекрасно известны его взгляды и на рабство, и на применение пыток.

— О! Полагаю, он уступил, лишь бы отделаться от этой камарильи!

— Совершенно верно, он так и сделал, дав Сансону указания не усердствовать. Вы знаете, насколько гуманным может быть наш друг, а тут он даже перевыполнил указания Сартина, разыграв спектакль пыток, чтобы убедить подследственного сказать правду. Разумеется, он не намеревался замучить его до такой степени, чтобы тот начал нести любую околесицу, лишь бы прекратить страдания. Орудия пыток производят сильное впечатление, их вид сломил сопротивление несчастного раба, очутившегося за тысячу лье от своего родного острова и обвиненного в ужасном преступлении.

Николя взял протокол и стал читать его вслух.

— «В год 1774-й, пятнадцатого января, в королевской тюрьме Шатле, мы, Пьер Бурдо, инспектор полиции, по специальному поручению господина начальника уголовной полиции и в присутствии…»

— Пропускайте начало, — прервал его Бурдо, — он повторил все, слово в слово, что говорил прежде. Я подчеркнул свинцовым карандашом строки, где появляется кое-что новенькое.

Николя продолжил чтение.

— «… повторно привязать означенного Казимира к скамье и спросить, дабы узнать, не имел ли он желания отравить свою хозяйку. — Ответ: нет, потому что хозяйка никогда не делала ему ничего плохого. Однако он признает, что часто просил хозяйку отпустить его на свободу, его и его подругу, но хозяйка всегда отказывала, и он был этим очень недоволен. Был задан вопрос, не говорил ли он о своем желании третьим лицам. — Ответ: он не хочет называть имя того человека, который посоветовал ему вернуться на острова, сказав, что для этого нужны только деньги. Был задан вопрос, знал ли он, что, отбыв без спроса на родину, он совершает побег, а значит, его неминуемо станут искать, а когда схватят, сурово накажут. — Ответ: он это знал, однако за свободу он готов заплатить любую цену. Был задан вопрос, знает ли он, откуда взялись пряности, которые он положил в приготовленный им соус. — Ответ: да, это были семена гаитянского жгучего перца, привезенного им из Санто-Доминго; у него на родине все используют этот перец при приготовлении пищи. Был задан вопрос, как долго находился в доме в тот вечер, когда скончалась его хозяйка, некий господин фон Мальво. — Ответ: он не знает, так как в последний раз он видел этого господина, когда хозяйка увела его показывать духи. Был задан вопрос, зачем хозяйка позвала его именно тогда, когда она показывала духи господину фон Мальво, — Ответ: она приказала ему отнести на почту письмо, и он немедленно исполнил ее приказание, а так как он не умеет ни читать, ни писать, то он не знает, кому было адресовано это письмо. Был задан вопрос, состояла ли его хозяйка в плотской связи с господином фон Мальво. — Ответ: он уверен, что нет, ибо его хозяйка была по уши влюблена в господина Ле Флока, а потому не могла искать удовольствий на стороне».

Бурдо протянул ему еще один лист.

— Вот заключение прокурора.

— «Я ходатайствую перед Его Величеством, — продолжил чтение Николя, — чтобы, вследствие проведенного допроса и согласно занесенным в протокол показаниям, вышеуказанного Казимира, раба-негра, приговорили бы к сожжению живым на костре, который будет сложен и зажжен с этой целью для свершения вынесенного ему смертного приговора, на Гревской площади в настоящем городе. Искомого Казимира подвергнуть предварительно допросу, обычному и с пристрастием, дабы он назвал своих сообщников».