Дело №306

Мозарин повторил вопрос. И Анна Ильинична рассказала, что как #8209;то застала Ольгу с художником на лестничной площадке. Они громко разговаривали. Анна Ильинична возвращалась с базара, в руке у нее была тяжелая сумка. Она медленно поднималась по ступенькам. До ее слуха донеслись отрывки некоторых фраз. Румянцев настаивал, чтобы Ольга куда #8209;то с ним поехала. Заметив соседку, художник пошел вниз по лестнице, а Ольга - наверх. Конечно, Анна Ильинична полюбопытствовала, о чем говорил Румянцев с Ольгой. И услышала, как Оля с досадой сказала, что художник «совсем рехнулся». По этому поводу свидетельница с Ольгой не говорила.

- Вы сказали в отделении, что в ту ночь, когда исчезла Комарова, Румянцев вернулся домой только под утро?

- Да.

- Вы уверены, Анна Ильинична, что его шуба, брюки, перчатки были измазаны только глиной? Может быть, вы видели следы крови?

- Что вы, товарищ начальник! - воскликнула женщина, всплеснув руками.

- Румянцев мог с умыслом испачкаться в красной глине, чтобы скрыть следы крови.

- Это верно, мог, - согласилась она. - А я #8209;то все отмыла.

- Он сам просил об этом?

- Не просил, а сказал: «Как я завтра в редакцию пойду?»

- Значит, Румянцев был тепло одет? В ночь с четвертого на пятое декабря термометр показывал шесть #8209;семь градусов ниже нуля. Не так уж холодно! А в протоколе записаны ваши слова: «Румянцев дрожал»…

- Дрожал. Врать не стану. Да уж он такой… зяблик. .. Всегда пристает: «Протопили бы печь, Анна Ильинична, руки мерзнут - рисовать не могу».

Мозарин пригласил к себе секретаря партийной организации редакции, в которой работал Румянцев. Секретарь знал художника около года, считал его талантливым карикатуристом, неплохим общественником, но указал на отрицательную сторону его характера - вспыльчивость. Капитан спросил, как вел себя Румянцев в последние дни. Оказалось, художник сразу же рассказал о том, что случилось с его соседкой Комаровой. В редакции знали о любви Румянцева к этой женщине, сочувствовали ему. Художник явно нервничал, работал хуже…

Румянцев пришел в Уголовный розыск на следующий день утром. Он сидел в комнате секретарши и курил одну папиросу за другой. Войдя к Мозарину, извинился, что не мог прийти вчера: редактору не понравился его рисунок, пришлось переделывать. Капитан предложил Румянцеву рассказать об Ольге Комаровой все, что он считает нужным.

Для художника существовали две Ольги: одна до замужества, другая - после. Первая - жизнерадостная, душевная. Она умела дружить с людьми, с ней было легко и хорошо. В чертежно #8209;конструкторском бюро Ольга считалась лучшей работницей. Все спорилось в ее руках, все удавалось ей.

Замужество словно сковало ее. Она сделалась неприветливой, сторонилась людей, стала хуже работать. Казалось, что жизнь не радует ее.

- Вы не думаете, что Комарова покончила с собой? - спросил Мозарин.

- Нет, этого я не могу сказать, - ответил Румянцев. - Но нервное состояние, в котором она находилась в последнее время, могло привести к трагической развязке. Я не имею права больше ничего говорить, - тихо добавил он, - потому что все остальное - плод моих собственных догадок. А я за эту неделю потерял способность правильно мыслить.

- Вы хотели увезти Комарову на Кавказ?

- Да, хотел, - подтвердил художник. - Мне заказали несколько морских пейзажей. Я звал ее с собой.

- Но вы ведь знали, что Комарова замужем?

- Мне казалось, что она несчастлива. Я не предлагал ей стать моей женой. Мне хотелось помочь ей.

- Почему же вы ей угрожали?

- Я? Ольге?.. - Художник вскочил с кресла. - Я просил, я умолял…

- Из ваших слов можно заключить, что причиной удрученного состояния Комаровой был ее муж?

- Отказываюсь отвечать на этот вопрос.

- Жильцы видели, как вы выбежали из ворот и поспешили вслед за Комаровой, - сказал капитан, помолчав. - Вы подтверждаете это?

- Да. Я хотел догнать ее, чтобы сказать о моем упущении в рисунке для стенной газеты.

- О каком упущении?

- Она просила сделать шарж в красках, а я сделал карандашный рисунок.

- Вы не догнали Комарову?

- Представьте, нет. Прошло не более трех минут, как она ушла. Просто удивительно!

- Еще раз спрашиваю, гражданин Румянцев! Вы утверждаете, что не догнали Комарову и не говорили с ней?

- Не догнал и не говорил.

- А если я вызову сюда свидетелей, которые видели, что вы догнали Комарову и разговаривали с ней, тогда как?

- Тогда я буду твердить свое, а они свое, - ответил художник.

По существу допрос не дал Мозарину ничего нового. Но показания Марьи Максимовны и Анны Ильиничны и, наконец, странные ответы художника невольно вселяли подозрение. Лейтенант был убежден: Румянцев рассказал значительно меньше того, что знал. Разве так ведет себя человек, любящий женщину, которая исчезла и, наверное, убита? Да будь на его месте он, Мозарин, и случись бы такая история с Надей, - он всю душу выложил бы следователю! Нет, нельзя просто отпустить художника…