Дело о 140 миллиардах, или 7060 дней из жизни следователя

Служба наружного наблюдения засекла мой вход и выход из подъезда, но с укромным местом, где ждал Аслаханов, грубо прокололась. Мы столкнулись, как говорят, нос к носу, и растерянность наших коллег была так велика, что они через несколько минут засветили всю свою бригаду. Позже я спрашивал у Мирошника, кого они в нас заподозрили и какими кличками нарекли на следующий день в своих донесениях. Он отделался шутками. Обид на коллег, честно говоря, не было. Каждый делал свою работу.

На следующий день утром Аслаханов и начальник БХСС республики Сулейменов, взяв с собой сотрудницу БХСС, позвонили в квартиру Аскаровых. На вопрос «Кто там?» женщина ответила: «Вам правительственная телеграмма». Двери открыли. Аскаров отдыхал в спальне и ничего не успел сделать. Арест прошел просто и быстро. Начался длившийся несколько дней обыск его квартиры.

Минут через тридцать позвонил начальник 7-й службы КГБ и проинформировал, что Аскарова выкрали и увезли на автомашине с номерами Совета министров в неизвестном направлении.

– Аскаров сидит передо мной и дает показания, – сообщил я ему. – Так и доложите своему руководству.

Поместили Асанбая Аскаровича в следственный изолятор КГБ, но уже через день, когда он сослался на плохое самочувствие, не проинформировав нас, его срочно перевели на лечение в военный госпиталь. В течение десяти наиболее важных в таких ситуациях дней мы были лишены возможности допрашивать матерого взяточника. Но это так, к слову. Все могло быть и случайным стечением обстоятельств.

Поведение Аскарова в дальнейшем было непоследовательным. Он признавал отдельные факты получения им взяток, а потом отказывался от своих показаний. Очень охотно и подробно описывал в заявлениях нравы, царившие в верхних эшелонах власти.

Для нас же главным были результаты обысков у Аскарова, ибо при их проведении мы обнаружили и изъяли именно те предметы взяток, о которых задолго до этого рассказывал Бекжанов.

Из заявления Аскарова на имя М. С. Горбачева от 20 июня 1987 года: «Уважаемый, Михаил Сергеевич, горько сожалею, что не набрался мужества написать это заявление Вам, когда был решен вопрос об освобождении меня от должности. Вот уже три месяца, как я арестован и обвиняюсь в получении взяток. К глубокому сожалению, все, в чем меня обвиняют, правда. Я получал взятки, исчисляемые сотнями тысяч рублей. После очных ставок и предъявленных нам материалов я сразу понял, что впереди безысходность…»

Летом 1990 года во Фрунзе (ныне – Бишкек) будет близиться к завершению судебное следствие по делу Аскарова и его бывших сподвижников. Единственным, кто не откажется от своих показаний на предварительном следствии, будет сменивший Дмитриева начальник Чимкентского пассажирского автоуправления Алтунин. Все остальные будут дружно утверждать, что оговорили себя вследствие применения незаконных методов расследования. За 20 лет работы следователем я никогда не допрашивался в суде, но тут, узнав о намерениях председательствующей по делу, вдруг подумал, что хотя, с моей точки зрения, следователи не могут быть свидетелями, но почему бы и нет? Мне захотелось не один на один в кабинете следственного изолятора, а в присутствии адвокатов и общественных защитников, родных и близких посмотреть им в глаза, выслушать их доводы и гласно рассказать, как на допросах, в том числе и под видеозапись, изгалялись они в разоблачении системы взяточничества, лгали и изворачивались, оговаривая друг друга по размерам взяток. Как оскорбляли на очных ставках бывших соратников по партии и даже пытались подраться, разнимаемые растерявшимися следователями. Особенно колоритно это выглядело при демонстрации в суде на экране монитора видеозаписи этих безобразных сцен.

Наш очный поединок в суде взяточники проиграли и расплатились довольно суровыми мерами наказания. Не помогла и кампания в защиту соплеменников, развязанная в Южном Казахстане. Правда, после приговора при посещении Горбачевым Чимкента к нему и Назарбаеву обратились ходатаи с просьбой помочь в освобождении Аскарова. Президент ответил неопределенно, но спустя некоторое время другой президент – Кыргызстана – помиловал бывшего партийного функционера. Такие «мелочи», как непризнание вины и неотбытие половины срока назначенного судом наказания, естественно, во внимание не принимались. Кстати, признавшему вину Караваеву, возвратившему государству суммы необоснованного обогащения, в помиловании отказали.

Но это так, о равенстве всех перед законом. Ведь остальные остались маяться в колониях усиленного режима. Антимораль прошлого прочно входит в антиморальные принципы дня сегодняшнего. Пусть бы освободили от отбытия наказания всех. В конечном счете пребывание в колонии – это только физические и моральные страдания человека в условиях изоляции.