Дело о Бабе-яге

Обрез спросил разрешения устроиться в комнате Бабули — я не успела открыть рот, чтобы отбрить его как следует, а Ласточка уже разрешила… Дети, даже Глашка, без звука отправились спать, умывшись и почистив зубы, я тоже не стала выкобениваться — глаза слипались сами собой, так что по лестнице, в нашу с Ласточкой комнату, я поднялась не помню как. Переоделась в ночнушку и вырубилась.

А потом мне приснился зов. Он летел над тихими крышами домов, над сонными печными трубами и ветвями черешен, меж заборов и тёмных фонарных столбов, мимо запертых дверей и забранных ставнями окон.

И во сне я поняла, что это Бабуля.

Встав с постели — босые ноги приятно холодили деревянные половицы, — я ступила в квадрат лунного желтого света, шедшего сквозь тонкие занавески. И, закутавшись в этот лунный свет, как в одеяло, пошла…

Внизу, перед входной дверью, увидела близняшек. Переглянувшись, мы кивнули друг дружке. Казалось, что поступаем мы очень разумно и даже правильно. Единственно верным способом. Отперев дверь, мы дружно шагнули на крыльцо, а потом дальше, в мокрую от предрассветной росы, траву.

Он ждал нас за домами, у реки: огромный, лохматый, похожий сразу на медведя и на волка. Тяжелая голова со светящимися, как плошки с горящим маслом, глазами, низко опущена, лоб покрывает бугристая чешуя. Но мы не боялись, мы понимали, что так Бабуля теперь выглядит.

Зверь беззвучно позвал, и мы подошли к нему. Близняшки, громко смеясь, стали его гладить, я тоже хотела обнять за шею и зарыться лицом в густую шерсть…

И тут перед глазами мелькнул огонь. Зверь фыркнул и отскочил, а потом, в ярости ударив в землю огромной лапой, заревел.

— Уходи. — сказал тот, кто держал огонь. — Уходи, и я не причиню тебе вреда.

— Они мои. — зарычал зверь. — Они мои, и должны быть со мной. Им будет хорошо со мной, на той стороне…

— Уходи. — перед мордой Зверя вновь загудело пламя. — Ты не можешь больше заботиться о них. Ты больше не человек.

— Мне не нужно быть человеком для того, чтобы заботиться о тех, кого я люблю! — зарычал Зверь. Он вновь махнул лапой, но тот, кто ему возражал, увернулся, и лапа не задела его. — Они мои и будут принадлежать мне.

— Ты утратил все права, став зверем. Если ты не уйдешь, мне придется тебя убить. — Зверь засмеялся.

— Давай сразимся! — зарычал он. — Я сломаю тебе шею, вырву внутренности и всё равно возьму то, что принадлежит мне по праву!

Человек с горящей веткой вытащил громадный пистолет и направил его Зверю в грудь.

— Нет! — закричала я и бросилась на него, стараясь вырвать оружие.

— Нет! — закричали близняшки и встали перед Зверем, загораживая его своими телами.

Зверь утробно захохотал.

— Видишь? Они сами пришли ко мне! Ты не сможешь меня убить, не причинив боли им…

Тьму прорезал бледный, неуверенный луч — краешек солнца показался над рекой и в этот же миг раздался громкий, пронзительный крик петуха.

С меня будто сорвало прозрачный, но душный мешок. Сразу всё стало отчетливым и ярким. Зверь больше не казался добрым и красивым. Он был огромен, черен, как подземельный мрак, и так же страшен. Напротив нас стоял Таракан. В одной его руке догорала ветка — от нее остался небольшой огрызок, в другой, дулом вниз, он держал пистолет.

Я еще вернусь… — прорычал Зверь и растворился в отступающей тьме.

— Что случилось? — спросил Сашка. — стоя в уличной пыли, он зябко поджимал босые ноги. — Я думал, это всё сон… Что мы здесь делаем? — хлопая глазами, он глядел по очереди на меня и Таракана. Глашка беззвучно плакала, глотая слёзы.

— Что случилось, дядя Тара? — он пытался сдерживаться, но голос предательски дрожал, а в носу хлюпало. — Это был Бабуля, да? Он приходил за нами?

— Он нас любит. — сказала на удивление спокойным голосом Глашка. — Он хотел, чтобы мы пошли с ним. Я хочу к нему.

— Зря ты вмешался. — кивнул Сашка. — С ним нам будет лучше.

— Простите, детки. — виновато развел руками Тара. — Ошибся. Я не знал, что это Бабуля. Думал, чудовище…

— Он не чудовище! — заорал, срываясь на визг, Сашка. — Он нас любит, а ты его прогнал! — бросившись на Таракана, он замолотил его кулачками.

Стряхнув оцепенение, я подхватила Глашку на руки и крепко прижала к себе. Моё сознание раздвоилось: одной половиной я понимала, что Зверь — это уже не Бабуля, что он изменился, и никогда уже не будет прежним, но другой… Другой я жаждала оказаться рядом с ним. Запустить пальцы в густую шерсть, почувствовать его силу, его могущество… Помотав головой, чтобы избавиться от наваждения, я стала успокаивать близнецов.

Подойдя к крыльцу — хорошенькое мы представляли собой зрелище: босые, чумазые, в ночнушках, Глашка — у меня на руках, Сашка — вцепившись в Таракана мертвой хваткой, — столкнулись с Ласточкой и Обрезом.

— Где тебя носило? — с ходу налетел на парня Таракан. — Я велел тебе стеречь верхний этаж, а ты?

А я стояла молча, и только глазами хлопала. Были они оба — моя Ласточка и Тараканов Обрез — раскрасневшиеся, встрепанные, и видно, что одевались впопыхах… А еще они держались за руки. Таракан тоже, видимо, всё это заметил, потому что осекся на полуслове и заткнулся.