– Много бед натворил камень шайтана, – продолжал Афанасий, подтягивая пуховый спальник Ванюше до самого носа. – Много племен и народов он истребил, когда воинственные военачальники, замотав глаза черными шелками, вслепую несли его впереди своего войска. Сеял он огонь и пламя до самого неба, стоило лишь его потереть. Но наконец шестеро царей, великих и храбрых воинов, решили навсегда скрыть его от человеческих глаз! Нашли они простодушное и незапятнанное пороками племя среди бескрайних пустынь и вручили им камень на хранение. Седобородый старейшина зарыл кристалл где-то за редкими юртами и передавал секрет из поколения в поколение, пока не прискакала туда тысяча разбойников под командованием самого Ахмет-бея. Этот крымский злодей разграбил полмира, жег тысячами церкви, каравеллы, крепости и бастионы… что для него было ничтожное нищее племя? Он запытал всех до единого, нашел и забрал бесценный камень, обернув его дорогой парчой, и, когда с богатой добычей добирался до своих кораблей, именно здесь, среди Шайтан-Кюзгусси, настигли его казаки атамана Червеня. Бей даже не успел воспользоваться волшебным камнем и вместе с ним в ужасе спрятался среди пещер, где и нашел свою смерть… Тогда…
– Тише, паныч, – прошептал, словно паровой котел, Нестеренко. – Заснул твой хлопчик. Гаси керосинку.
– Ну и слава богу, – улыбнулся Гусев. – И мы ляжем. Покойной ночи.
– Перечекали б бурю, ваше благородие, – пробурчал рыбак, закутываясь в овечьи шкуры. – Старый Шайтан-Калаяр нежданных гистей нэ любыть.
– Нечего ждать. – Гусев закрутил рукоятку горелки, отчего в палатке стало совершенно темно. – Я уже все понял, вон с той стороны этой отвесной скалы… Как вы ее называете на вашем диалекте?
– Чортове Зеркало.
– Как есть зеркало. Блестит как алмаз! Только черная-черная. Вот мы туда заберемся и приступим к поиску… Вход должен быть где-то наверху, не видный постороннему глазу. Но в то же время на виду… Да и высота-то полверсты, смех один. Поди если брякнешься, отряхнешься да дальше побежишь! Только представьте, сокровищница Ахмет-бея в полверсте от нашей палатки!
– Вы бы, Афанасий Ильич, не спешили в таких делах, – рассудительно ответил Смородинов. – Сокровища от нас никуда не убегут, они тут уже триста лет лежали и еще пролежат. А вот жизнью рисковать никак нельзя…
– Отстань, Дениска, – отмахнулся Гусев в темноте, – зануда ты! Бухгалтер ты, а не историк! Верить надо в себя, верить! В нашем деле мало знания, вера нужна! Все, ангела вам! Завтра подъем рано! – и он быстро чмокнул спящего сына, укрыл потеплее Енюшу и плюхнулся на подушку, скрученную из жесткого овчинного полушубка.
Когда в семье приват-доцента кафедры русской истории в Старокузнецком университете Афанасия Гусева родился сын, всем казалось, что нет на свете счастливее семьи. Но, увы, счастье – как костер перед бурей: горит, освещает все вокруг, а вдруг хлынул дождь, и не осталось ничего – только грязь и пепел.
Как Ванюше сравнялось пять годиков, поехал Афанасий Ильич в очередную экспедицию по пятам Ахмет-бея – в печально известные Чертовы скалы. Да вернулся оттуда в гробу, с переломанными костями и черепом от падения со скалы. Не прошло и полугода, как умерла от горя жена Афанасия, красавица Анна Митрофановна. Сразу забыли о малыше и коллеги историка, у которых Ванюша играл на коленях, и даже декан факультета, обещавший принять одаренного мальчика после гимназии сразу без экзаменов. А вот адъюнкт Смородинов, на глазах которого разбился Гусев-старший, человек, с которым мало кто общался из-за его странноватых идей, взял мальчишку к себе и вырастил, выучил истории, воспитал и поставил на ноги.
Как водится, зима за зимой, лето за летом – пришла пора Ивану поступать в университет. Шестнадцатилетний Ваня с блеском прошел все вступительные испытания, поразив приемную комиссию глубиной и широтой познаний в области истории, естествознания и других наук, а также логикой мышления, не свойственной столь юному возрасту. Так Иван стал студентом историко-филологического факультета Старокузнецкого университета. Был он студентом способным, не самым первым, но одним из лучших на курсе. А его феноменальная память, трудолюбие и желание докопаться до самой сути вещей профессора приводили в пример даже слушателям других факультетов.