Дело о Чертовом зеркале

– Милорд, – сказал Георгий, кланяясь, – для меня большая честь вас осмотреть, так как я был давним поклонником ваших книг… Ваш голос – голос отважного путешественника – звучал в моей голове с самого раннего детства…

Старик приподнялся на локтях и пристально посмотрел в лицо молодого врача, расстегивая свою рубашку узловатыми пальцами.

– Благодарю… Для нашего брата комплимент от читателей важнее любого лекарства… Что ж, я думаю, серьезных травм у меня нет, я удачно сгруппировался… А ноги давно не чувствуют боли!

Пока Родин осматривал и пальпировал жилистое тело старика, покрытое старыми шрамами, Мак-Роберт смотрел на его отражение в старинном зеркале.

– А ведь мы с вами встречались, молодой человек, – с улыбкой сказал он. – Правда, немного по разные стороны баррикад, если так можно выразиться.

Родин улыбнулся.

– Неужели вы участвовали в Англо-бурской бойне на стороне Британии? Я всегда считал вас человеком науки, который выше политических дрязг… Здесь не больно?

– Терпимо, терпимо… – Лорд замялся, подбирая слова. – Видите ли, при всей любви к науке и преданности ко всем странам земного шара, я был и остаюсь патриотом Британской империи. Я знаю, у вас, русских, принято бить в спину своей стране, особенно когда она немного пошатнулась. А мы, истинные британцы, такой привычки не имеем. Да, вот тут больно. Перелом? Проклятые кости к старости стали совсем ломкие…

– Нет, сударь, сильный ушиб. Я сейчас натру мазью, сперва будет немного гореть, но потом пройдет… У меня особая мазь, как раз из Африки… – Невольная связь с избитым Смородиновым заставила врача нахмуриться. – Прошу извинить меня, это не мое дело… Просто меня потрясла жестокость британских солдат к мирному населению…

– Я не солдат, – улыбнулся Мак-Роберт, – просто иногда помогаю своей стране. Плачу за долги, знаете ли…

Родин перешел к Хью и принялся осматривать его шею, на которой остались следы от пальцев душителя.

– Я в норме, док, – сказал ирландец, прихлебывая виски, – просто немного неожиданно напал тот сукин сын. Вообще, у меня шея бычья, да подлец попал прямо по артериям, вот и срубил меня.

Пока Родин наносил на шею здоровяка мазь, тот засмеялся, как от щекотки:

– А вот я вас держал на прицеле, док, верите? Вы тогда крутились среди бурских укреплений в полный рост. А я, в отличие от своего мастера, не люблю этих мерихлюндий, я люблю стрелять. А вот мастер Эндрю вдарил мне по винтовке, мол, не стреляй по доктору.

– Спасибо, – только и смог вымолвить Родин.

– Ха-ха, – хрипло засмеялся Хью и закашлялся, – но я-то видел, док, в вашей руке винчестер и видел, как вы подстрелили пару наших парней. Ну-ну, не обижайтесь. Сейчас-то мы вместе, и я благодарен и мастеру Эндрю, и святому Патрику, что тогда вас не подстрелил. Вот вы теперь мажете мне шею этой болотной слизью, и опять же, слава богу, что все хорошо кончилось. Сдави тот негодяй мои жилы чуть сильнее – а пальцы у него железные, клянусь крестом святого Петра, – может, мы бы уже и не разговаривали.

После осмотра ирландца Родин наконец перешел к Смородинову, валявшемуся на кушетке с задранными ногами и тупо смотрящему в потолок.

– Денис Трофимович, как ваша спина?

– Спина прошла, Георгий, – равнодушно вымолвил профессор. – А вот сердце разбито. Помните, двадцать пять лет назад мы вместе с вами, Ванюшей и его отцом, Афоней Гусевым, лазили по крымским скалам и верили, верили, черт возьми, что где-то тут есть вход в сокровищницу… Вы, наверное, не помните, вы были еще совсем малы…

– Помню, – ответил Родин. – Отец Вани разбился, и мы вместе с ним смотрели на его останки…

– Да, – простонал Смородинов, – он пытался подняться по отвесной скале без страховки… Только потом я понял, что нельзя найти вход в сокровищницу без ключа – без этого «Витязя»… И все. Его нет. Он похищен. Все, смерть Афони Гусева и самое жизнь моя, все было зря.

Он налил себе еще полный стакан водки и выпил, после чего сложил руки на груди, как покойник, и отстраненным взглядом уставился в потолок.

– Ладно, коллега, – отозвался со своей лежанки Мак-Роберт. – Не стоит предаваться унынию. В конце концов, мы живы, а все эти игрушки не стоят нашей бессмертной души.

Смородинов надулся и уткнулся лицом в подушку. Конечно, легко так говорить британцу, всемирно известному охотнику за сокровищами, богачу и прославленному ученому. У старокузнецкого же профессора это было первое и, по своей сути, самое главное открытие всей жизни, а может быть, и последнее. Каково же знать, что смысл всей твоей жизни, хрупкий мостик к счастью – украден, похищен, и все в тебе сломано и признано бессмысленным и зряшным.

– И Стрыльников… Ведь даже не посовестился прийти на мою выставку! Подошел ко мне, перегаром дышит, портмоне свое показывает, карту сует, подмигивает, кривляется – мол, договоримся! Слава богу, тут пресса была, коллеги, гости… А то бы ведь он и не побоялся опять побить меня палкой. И все равно – мол, давай приходи после своего сабантуя в ресторан «Монмартр», там и обсудим все по-деловому!

На этих словах несчастного Смородинова передернуло.