Дело о Чертовом зеркале

– Да как приказчик! Я сразу решил, что он, видать, из бакалейной лавки, харчи для банкета притащил, а директор с ним в кабинете рассчитывался. И приметы были: щетина, и усишки мерзенькие, и полотенцем рожа обмотана. Флюс у него, видать, был, аж перекособенило всего. И это, это, ваше высокоблагородие, он ведь, как лорд вывалился, тоже сразу прыг в коляску и укатил! Сразу за мной, только поехали они в другую сторону, за купцом этим! Стрыльников, Стрыльников! Вот как его звали, я запомнил! Спросите у него, он видал, как я на улице стоял…

Тут Радевич услышал в коридоре топот ног, и в его голове зародились сомнения, что ему удастся добиться от писаки признательных показаний. Он сунул ему под нос свой кулачище и прошипел:

– Ежели не сознаешься, запорю! – и ткнул несчастного костяшкой указательного пальца прямо в солнечное сплетение. Рабинов засвистел, как рыба, извлеченная из проруби, и обмяк на стуле.

В этот момент дверь открылась, и в допросной появились Родин и Торопков. Из-за их широких спин выглядывала кругленькая краснощекая голова Вышнюка.

– Евгений Александрович, опять вы тут самоуправствуете. – Торопков произнес эту фразу, с улыбкой поглядывая на Родина. – Вы уж простите, у нас все по-свойски…

– Арестованный Рабинов только что во всем признался! – довольно ухмыльнулся Радевич, потирая покрасневшие костяшки. – Этот выкрест хотел столкнуть с лестницы английского лорда с целью получения тридцати сребреников за сенсационный репортаж в своей газетенке! – И потом добавил с победоносной улыбкой: – Старый конь борозды не портит!

Торопков, однако, его оптимизм не разделил.

– Опрошенные ямщики показали, что, когда слышали грохот, господин в полосатом сюртуке три минуты как находился на улице. Протоколы имеются.

Радевич сокрушенно крякнул и почесал затылок, совсем как провинившийся ямщик.

– Так что ты там говорил про приказчика, каналья? – гаркнул на газетчика Радевич. – Кто там крутился вокруг лорда, а потом поехал за Стрыльниковым?

– Да-да, – закивал Рабинов, чувствуя, что чаша скорби может его миновать, – приказчик, он-то наверняка и столкнул господина Мак-Роберта!

– И придушил его слугу, и для глумления утащил ту дурацкую фигурку! Вахмистр, перо и бумагу сюда, живо! – снова крикнул Радевич, в пылу допроса позабыв, что он вообще из другого ведомства и полицейским приказывать не может.

Вахмистр вытащил из стола несколько перьев, бумагу и небольшую чернильницу и зачем-то согнулся в поклоне, как японский самурай.

* * *

В своем кабинете Торопков дал волю чувствам.

– Чертов приказчик! Вот за что я всех этих торгашей ненавижу! Только на кой черт ему сдались эти погремушки? Карта, фигурка? Ведь даже сам профессор Смородинов считает историю о сокровищах Ахмет‑бея не более чем легендой!

Родин развел руками.

– Значит, кто-то считает это не совсем легендой, раз ради двух, как вы выразились, погремушек, готов убить одного из самых могущественных фабрикантов империи и чуть не лишить жизни известного путешественника, причем подданного другой страны!

– Георгий Иванович! А вот вы бы за нашим медиком проверили? Вы ж светило медицины, а наш-то так, коновал обычный…

Родин недовольно покачал головой, хотя, конечно, на самом деле долго ждал этого приглашения.

– Ну… как-то неудобно получится… коллега же старался…

– Ничего, ничего. Это мы все уладим, тем более памятуя все ваши прошлые заслуги.

* * *

Морг был очень старый, он знавал еще те времена, когда рядом с каталками стояли колокольчики, чтобы внезапно проснувшийся из летаргического сна мнимый мертвец мог позвонить и разбудить сторожа. Но, надо отдать должное полицмейстеру, по части сотрудничества науки и полиции все было на неплохом уровне. В полицейском управлении работал свой судебный медик, именно судебный медик, а не просто патологоанатом – а этим не каждая губерния могла похвастаться. Штатный полицейский фотограф тоже был, и громадная картотека была, причем не только с антропометрией, но и с отпечатками пальцев арестованных. Кроме того, с полицией охотно сотрудничали опытные ученые, профессора химии и медицины, которые всегда помогали в таких сложных убийствах, как отравления, удушения, утопления и прочее.

В подвале их уже поджидал судебный медик с небольшой папочкой, в которую он поминутно заглядывал. Наконец пожилой веселый прозектор вывез на каталке нечто большое, накрытое нечистой простыней. Родин надел большие очки, сорвал простыню и склонился над телом, а Торопков сразу отвернулся к красному углу, где висело несколько икон, и закурил трубку.

– Все сделали, ваше высокоблагородие, – молодцевато отрапортовал прозектор, – зашили уже. Вон какой здоровяк! Соскобы из-под ногтей, с желудка, кишочек, мочевого пузыря, кровушку – все собрали, передали на исследование нашим химикам. Господин судебный медик Соседко отчет дописывает, утром все будет готово. Напрасно уж вас потревожили, тут дело простое.

– Я сам хочу посмотреть. Дело-то не такое простое оказалось, как кажется, – ответил Родин, касаясь пальцами холодного тела Стрыльникова. – Мда, ну и оскал у него… так, а вот татуировка!