Дело о Чертовом зеркале

– Уже не твоя, – снова зазвучал в голове голос деда. – Забудь. А лучшее лекарство от душевных томлений – это следовать старому закону: клин клином вышибают. Вон – Полинька только тебя и ждет. Или Лилия. Или Сечина-Ледянская, хоть и старовата, а жаркая как огонь. Не вешай нос, только выбирать успевай! Нравится Лилия – так и живи с ней. А пока спи. Отдыхать надо. День сложный завтра, братанов допрашивать.

И Георгий заснул с счастливой улыбкой.

* * *

В последнее время подполковник жандармерии Евгений Радевич истосковался по работе дознавателя. Случай с журналистом Рабиновым только придал ему сил. Зайдя вечером в сыскное и найдя там только дежурного вахмистра, Евгений Александрович выспросил вводную информацию об арестованных братьях и с великим энтузиазмом взялся за дело. Вообще, добавим, что вполне неверно считать Радевича этаким держимордой, ничего не умеющим кроме как махать кулаками. Нет, подполковник мог быть, когда надо, очень тонким и хитрым. Просто срывался часто – уж очень у него был холерический темперамент и нервный склад, а когда он терял голову, то мог и не остановиться вовремя, отчего часто страдал.

Все же в случаях, когда Радевич держал себя в руках, ему удавалось расколоть самых закостенелых идейных политических преступников или, если его просил Мамонтов, уголовных – когда яркой выдумкой, а когда и изящными пытками. Гордость коллекции, за которую Евгений Александрович и получил подполковника и «Анну» в петлицу, – командир анархо-синдикалистской террористической группы «Стрелы Люцифера», беспринципной боевки, убивавшей и взрывавшей всех подряд, знаменитый на всю империю Исраэль Рыбалка по прозвищу Рыбачок. Никакие психологические кунштюки или мордобития не сработали, и наконец Рыбачка с поклоном привезли к Радевичу.

Изучив характер и прошлое Рыбалки, Евгений Александрович решил устроить лицедейство: сам превратился в Великого инквизитора, подвал, используемый для хозяйственных нужд, оборудовали под допросную и пыточную, а здоровяка фельдфебеля Данишкина одели палачом. То ли испугался Рыбачок распятого его предками Христа, поблескивающего в мраке среди отблесков огня в жаровне, то ли подействовали несколько дней в каменном мешке, рядом с которым за похлебку и табачок поставили пятерых беспризорников, и они попеременно жалобно скулили: «Исраэль, почто погубил невинные души?» Радевич даже не успел приступить к пыткам, как Рыбачок сломался и, стоя на коленях перед судом инквизиции, признался во всем и выдал всех до единого сообщников, за что и получил заслуженную петлю на шею.

В случаях с простолюдинами при допросах Радевич играл на их низменных страстях, желаниях и эмоциях: страх, ненависть, зависть, любовь, надежда, ну и конечно боль, бессонница, голод, жажда и унижение. Причем обязательно их чередовал и сменял страх надеждой, а голод – сытостью. Для этого хорошо подходила метода с двумя дознавателями-антиподами, добрым и злым, но Евгений Александрович обходился сам, тем более что его настроение и без того менялось на противоположное каждые десять минут.

Итак, данное дело было для него отличным шансом вновь доказать свою состоятельность, немного пошатнувшуюся после случая с допросом журналиста, и проявить таланты дознавателя. Ровно в два часа ночи только что заснувшего Егора грубо выволокли из камеры и усадили на табурет в небольшом кабинете для допросов в жандармском отделении. За широким столом сидел подполковник в парадном мундире и что-то сосредоточенно писал, шевеля губами. Прошла минута, две, пять, а начальник управления даже не сменил позу. Постепенно под умиротворяющий скрип пера Егор начал клевать носом, но только в голову полезли какие-то начальные обрывки приятных сновидений, как к нему подлетел Радевич. Подполковник мгновенно перешел в состояние крайней ярости и бешенства, словно древний северный берсерк, и заорал:

– Встать!!!

Егор поднял голову, не успев собраться спросонья, и тут же получил чудовищной силы удар в промежность. Вселенная сжалась до размеров иголочного ушка, и несчастный перелетел через табурет.

– Ты мне все скажешь, все! – орал Радевич. – Ты меня понимаешь? Дурак, дебил, ты мне все расскажешь, и так далее! – он рывком поднял последственного за грудки. – Ты мне все по минутам расскажешь, а то сгною в каземате, и так далее! – и Радевич завершил свою речь ударом, которому его научил один варшавский деловой – локтем в челюсть.

Егор упал без чувств.

Когда конвой волок его по коридорам, мокрого и окровавленного, он с трудом разлепил слипшиеся глаза и с ужасом увидел, как по соседнему коридору идет его брат Митрофан, даже не держа руки за спиной. А вахмистр сзади него несет поднос, уставленный яствами и даже чашками с чаем. Несколько мгновений они смотрели друг на друга, и наконец жандарм с поклоном сказал Митрофану:

– Пожалуйте, Митрофан Иванович, чай простынет, – и тут Егора уволокли. Он даже не услышал, что ответил на это брат.