Дело о физруке-привидении [СИ]

Случай этот Ванюша мог вспоминать не переставая. Их долго носило с Кирой и Ленкой по жаре в окружающих лесах и наконец вынесло к заброшенному лесничеству. Все трое изнемогали от жажды, а воды, стало быть, не было. И тут… колодец! Посреди зеленеющей громадной поляны стоял деревянный сруб, а внутри, как убедился Ванечка, откинув прогнившую крышку, была вода. На этом Господне чудо себя исчерпало. Так как вода была глубоко очень. А при колодце не имелось ни ворота, ни журавля. Возможно, лесники просто закидывали вниз ведро на веревке, чтобы никто их водой не пользовался. Обыскав прилегающие к колодцу лопухи и крапиву, разбавленные какой-то фиолетовой порослью (что-то посевное, для кормления коров: то ли люпин, то ли вика — за жаждой название в упор не вспоминалось), все время расширяя круги, они услышали торжествующий вопль Ленки. Ленка потрясала алюминиевой слегка дырявой кастрюлей. В кармане у Киры отыскался бинт. Далее сцена была какой-то дичайшей модификацией свидания Гришки с Мариной Мнишек у фонтана. Сопровождаемый криками Ленки:

— Осторожней спускайте, осторожнее! — Ваня трясущимися руками вытравливал бинт. Кастрюля билась о сруб изнутри, сбивая бороды мха. Оставалось надеяться, что она не отвяжется и бинт выдержит. Выдержал. Правда, три четверти воды вылилось наружу, пока кастрюлю подымали. И ладно бы через дырки в дне… Не успела кастрюля, брызжа фонтанчиками, выползти на божий свет, как к ней припали все трое (благо, фонтанчиков хватало, даже случились лишние, так что после водопоя они были не только упившиеся, но и мокрые). Взять воды впрок оказалось не в чем. И уже после следующего получаса шатания по лесу они жаждали не меньше, чем прежде. Даже раздумывали, не повернуть ли к колодцу снова. Но тут Ваня, осененный догадкой, вылетел на близлежащее шоссе. Он подпрыгивал, маша руками, и таки тормознул проезжающий мотоцикл.

— Воды!!..

Вероятно, стон и вправду вышел душераздирающим. Или впечатлили Ленка с Кирой, угрожающе глядевшие с обочины. Бедный дядька швырнул Ванечке бутыль газировки и, подняв мотоцикл на дыбы, укатил на заднем колесе. Вернее, двух, так как мотоцикл был с «галошей». Ну, с коляской, уточнил музыкант.

А они всю дорогу до лагеря наслаждались. Ну бывают добрые люди на свете!

Генаша к последним не относился. Он лег в кровать и отвернулся к стене. А то бы точно Ванечку убил. А возможно, именно в этом заключалась истинная доброта. Что не убил. Иногда Ванечка был очень полезен.

Вот и сейчас он до половины высунулся в окно и сообщил подбежавшей Ируське:

— А его нет.

Ируська подпрыгнула, пытаясь разглядеть комнату. Она знала, что иногда взрослые врут маленьким детям, хотя утверждают, что врать нехорошо. Музрук комнату собой загораживал. Тогда Ируська вскарабкалась на фундамент, посмотрела с нехорошим прищуром:

— А там кто?

— Тело, — сказал Ванечка, заботливо укрывая друга одеялом.

— Чье тело? — продолжала допытываться Ируська.

— Мертвое тело.

— А-а, — ангельское личико сморщилось. — А Гена где?

— Ушел.

— Куда?

— Туда, — Иван Владимирович неопределенно указал рукой в пространство. Место это являло собой густые заросли крапивы у забора.

— Зачем?

— Затем! — сказал Ваня веско и ссадил дитя с окна.

Он чувствовал, что пора переходить к решительным действиям.

И поэтому в самом начале тихого часа, покинув с баяном под мышкой Змеиную Горку, очутился возле корпуса, где жила Кира.

Тихий час — очень полезное для воспитателей время. Немного бурное в начале и в конце, но в середине… Существует мнение, что тихий час взрослые выдумали специально. И только потом стали оправдывать тем, что детская нервная система нуждается в отдыхе. Ща! Это их воспитательская система нуждается, что бы там ни говорили и ни писали высоколобые ученые мужи от валеологии. Так что тихий час — это здорово. Можно многое. Можно почитать. Можно поболтать. Можно позагорать и выкупаться, наплевав на границы лягушатника. Можно покурить в свое удовольствие тому, кто курит, не озираясь нервно, нет ли рядом детишек и начальства. Можно сбегать в соседнюю деревеньку за пивом. Вообще многое можно: когда удастся детей уложить.

Иван Владимирович растянул меха баяна. Результат был немедленным и положительным:

— Спятил?! — Кира показалась, как сказочная княжна в окне терема. — И так их спать не загонишь, а ты…

Ваня сел на травку, глядя снизу вверх невинными глазами:

— Песню про лес спеть?

— Сперва шарманку свою убери, — сказала Кира.

Музрук послушно отодвинул баян.

— Ну, пой. Только шепотом.

— В поле стоит дерево, — умильно глядя на Валькиру, затянул Ванечка, — а за деревом — дерево.

А за ним еще дерево.

А за деревом — куст.

А за кустом — дерево.

А за ним еще дерево.

А за деревом…

— Куст! — отрезала Валькира.

— Нет. Еще дерево. А потом два куста сразу.

— Все?

— Нет, не все, — сказал Иван Владимирович отважно. — Сколько ты будешь человека мучить?

— И многих ты уже замучила? — высовываясь рядом с Кирой, поинтересовалась Елена Тимофеевна.

— Если он о Терминаторе, то долго.

Нет, признаваться в любви в таких условиях было совершенно невозможно. Особенно, если признаешься не за себя.