Дело о картинах Ван Гога

– И я выйду на свободу только для того, чтобы предстать перед судом по обвинению в контрабанде картин Ван Гога, – усмехнувшись, добавил Марин. – Вы принимаете меня за идиота, господин инспектор? Срок, который мне светит за Ван Гога, будет в несколько раз длиннее того, что я отбываю сейчас.

– Так или иначе, Марин, новый срок вам мотать придется, – постучав пальцами по картине, заверил его Малявин.

– Ошибаетесь, господин инспектор, – рассмеялся в лицо Малявину Марин. – Без моего признания вы ничего не сможете доказать. В противном случае, вы бы не пришли ко мне?

– Я бы на вашем месте не был столь самоуверенным, Марин, – с укоризной покачал головой Фрост. – Доказать вашу вину будет действительно непросто. Но вам так же должно быть известно, что дела, связанные с необратимым вмешательством в исторический процесс, никогда не сдаются в архив незавершенными. Сколько бы времени ни заняло следствие, виновный будет наказан.

– Ну а если никакого вмешательства в исторический процесс не было? – подавшись вперед, негромко спросил Марин.

– Увы, – покачав головой, Фрост в который уже раз указал на портрет Марина. – Ваш портрет, написанный Ван Гогом, является несомненным доказательством того, что факт вмешательства имел место.

– Скажите мне, господин инспектор, какое именно действие закон определяет как контрабанду? – задал вопрос Марин.

– Вы имеете в виду контрабанду во времени? – уточнил Фрост.

– Именно, – подтвердил Марин.

– Контрабандой считается доставка какого-либо предмета, принадлежащего определенному времени, в иной временной период, – процитировал строку из свода законов Фрост. – То есть с одного сопряженного витка временной спирали на другой, вне зависимости от того, куда он был перемещен, в прошлое или в будущее.

– Ну а если предмет никогда, ни единой секунды не принадлежал ни одному из времен, можно ли квалифицировать как контрабанду его доставку в наше время?

Инспекторы непонимающе переглянулись.

– Что вы имеете в виду? – осторожно спросил Малявин.

– Ответьте, пожалуйста, на мой вопрос, господин инспектор, – вежливо попросил Марин. – А после этого я дам вам все необходимые разъяснения.

– Насколько мне известно, подобных прецедентов пока еще не было, – ответил Малявин.

– Я думаю, что доставку в наше время некоего гипотетического предмета, никогда не принадлежавшего ни одному из времен, можно квалифицировать двояко: либо как контрабанду, либо как находку, – Фрост сделал паузу и, многозначительно посмотрев на Марина, добавил: – В зависимости от конкретных обстоятельств.

– Ну а если окажется, что этот портрет, – Марин кивнул в сторону стоявшей на мольберте картины, – никогда, ни единой секунды не находился в XIX веке, мы сможем квалифицировать мой случай именно как находку?

– Что вы хотите этим сказать? Что Ван Гог написал ваш портрет, находясь в нашем времени?

Малявин чувствовал, что Марин готовит им какой-то подвох, но при этом никак не мог понять, в чем именно этот подвох заключается. И это нервировало инспектора.

– Нет, – покачал головой Марин. – Он вообще не писал его, ни в одном из времен. Так же, как и другие семь картин.

– Давайте-ка поконкретнее и с самого начала, – Фрост достал из кармана диктофон и, включив запись, оставил его висящим в пустоте.

– Э, нет, – протестующе взмахнул рукой Марин. – Давайте еще раз уточним: если я все расскажу вам о картинах Ван Гога и при этом докажу, что я получил их, не покидая своего времени, вы гарантируете, что против меня не будет выдвинуто обвинение?

– Да, – уверенно кивнул Фрост.

– А как насчет досрочного освобождения? – прищурился Марин.

– Считайте, что мы уже обо всем договорились, – заверил его инспектор.

– Отлично. – Марин поудобнее устроился в пустоте и начал рассказ.

Глава 16

– Это случилось на третьем месяце моего заключения. Я сидел в кресле и читал книгу. Как сейчас помню, это был роман Дика «Сканирование втемную». Я уже привык к тому, что вокруг ничего не происходит, и поэтому не сразу обратил внимание на то, что взгляд мой, скользя время от времени над верхним краем раскрытой книги, фиксирует какое-то движение. Я положил книгу на колени и посмотрел на то, что привлекло мое внимание. Это был человек, движущийся в мою сторону. Он находился еще далеко, и фигура его казалась не больше мизинца.

Уже то, что человек, находясь на значительном удалении, медленно приближался ко мне, было в высшей степени удивительно. В зоне безвременья не существует расстояний. Все находится рядом, в одном месте. Даже дверь камеры перехода не приближается издали, а мгновенно возникает в пустоте.

И тем не менее человек двигался в абсолютной пустоте безвременья, медленно приближаясь ко мне.