— Мое богатство, — указав на книги, сказала она. — Полвека собираю, все Павлу оставлю.
— Я как раз по этому поводу. Вы знаете, что он пропал?
— Найдется, он не может пропасть, не должен.
— Жизнь — штука сложная.
— Это вы мне говорите? Мне? Уж кому об этом знать? Но дело в том, что он мой настоящий внучок, мой. Он выкрутится. А вы знаете, у вас очень интересное лицо, но вас безобразно подстригли. Голова ваша вытянутая, а значит, нужна прическа, которая округляла бы…
— Учту.
— А вы женаты?
— Нет.
— Не избегайте свиданий с прекрасным полом: вы из тех, кто должен любить, и из тех, кого любят.
— Буду стараться, — смущенно хмыкнул Ершов. — Однако расскажите, когда вы видели Павла последний раз?
— У меня есть доктор Анна, очень опытная, но такая еще изящная, женственная. Она так тонко чувствует мою болезнь, и только представьте себе, Анна решила уволиться из клиники. Я ей говорила, что она совершает убийство, без ножа меня режет. А Анна ответила, что примет меня в кооперативе, может и дома навестить. Но мне необходима клиника, сеансы, процедуры. Там, правда, остался еще один приличный врач, но он мужчина, а у меня уже такое тело, которое не позволяет раздеваться без смущения. Паша — умничка, он съездил к Анне, потом звонит мне и говорит, что быстро сделает Анне диссертацию, и она останется.
— А когда Павел к ней ездил?
— Неделю назад, ко мне тогда парикмахер заходил, — поглаживая свои редкие волосенки, сказала старуха.
— Сейчас посмотрю в записях. — Она полистала блокнотик в желтой обложке. — Во вторник.
— Вы думаете, Павел найдется?
— О да. У меня так сложилось, что детей я рожала от нелюбимых мужей, а с любимыми не получалось. Какой красавец второй мой был, что за прелесть мой последний, мой Ванечка. Родила же я от Нечая и от Семена, но с Семеном я лишь год прожила, затем его на войну взяли. Вот Нечая я бросила, сама бросила, и надо же, лучший мой мальчик от него. Дочь моя хоть и профессор, но дура, а о внучке и говорить не хочу — ни красоты, ни изящества, просто мужик в юбке.
— Простите, с ваших слов я понял, что вы были замужем за Нечаевым, а он говорил, что нет.
— Он тогда очень верующим был, хотел в церкви венчаться, а я не пошла, мы были с ним расписаны.
— А почему в церковь не пошли?
— У меня когда-то мальчик был, молоденький совсем, красивый, нежный, тонкий, мы с ним вместе в тюрьме сидели в заложниках. Тогда я очень верующая была. Он в темнице меня защищал, ухаживал и даже так ненавязчиво, — старуха усмехнулась, — робко, но очень приятно пытался соблазнить, я же совсем девочкой была, и какой дурой. Я любила его, но вместо того, чтобы жить, молила Бога. А спас меня не Бог, а мой мальчик, толкнул под коня, а сам кинулся на всадника, потом крик, темнота, выстрел, но я убежала… И вдруг через столько лет у меня появляется внучок Пашка, правнук, и такой же изящный, умный, милый, но с характером, с моим, с живучим. Он и сейчас живой, наверняка. Так что, если что, просто помогите ему.
Убедившись, что времени прошло достаточно, Ершов направился к жене Павла. Квартира ее все так же напоминала выставку модернистов на заросшем джунглями кладбище, сама же хозяйка кипела, как котел немецкого паровоза, мчащего в опломбированных вагонах страшное тайное оружие кайзеровской Германии. Вера сразу кинулась на Ершова:
— Вы уже узнали что-нибудь?!
— Нет.
— Так ищите быстрее! Чем вы занимаетесь? Пока вы сачкуете, меня замордуют.
— В чем дело?
— Около нашего дома нашли Пашкину одежду, так меня их капитан Переднее просто изнасиловал. А сейчас звонила подруга, уже к ней ходил, ищет тех, с кем я спала.
— Работа у него такая.
— Дурацкая работа,
— Кстати, простите, я понимаю, что это чепуха и все останется между нами, но мне же с милицией встречаться придется, и дабы я не попал впросак, скажите хоть одно слово: у вас кто-нибудь есть?
— Постоянного нет, но живая же я, не каменная. Да и у него, наверно, тоже были девки. Знаете, когда он домой приходил? Да, он в своей лаборатории болтался, уже институт закрывали, так он ключ себе сделал и через черный вход уходил, но всегда ли вечерами он находился там и один ли, не знаю. Да я уверена, что тех жен, которые не занимаются этим, и мужья меньше любят.
— А Павел об этом знал?
— Я похожа на сумасшедшую? Конечно, нет. Но что в этом плохого? Если б я в театр без него ходила, это да, я туда и с ним могу пойти, а то, что расслабилась иногда без него, не брать же его с собой! А делают это все, спросите любую любимую нормальную жену, естественно, я не говорю про тех теток, которых просто никто не хочет.
— Дела, — вздохнул Ершов и вдруг переменился в лице. — А когда Павел поздно с работы уходил, где он в институте свое пальто оставлял?
— Как где? Забирал из раздевалки и в какую-то кладовку при лаборатории относил.
— Можно позвонить? — Не дожидаясь разрешения, Ершов схватил трубку и набрал номер. — Инспектор Переднее? Вас Ерш беспокоит, Ершов который, Сергей. Слушайте, Павел, когда в институте задерживался, верхнюю одежду прятал в какую-то кладовку в лаборатории, понятно? Перезвоните потом мне домой, пожалуйста.