Дело о красной чуме (ЛП)

— Эмма, — словно королеве нужно было напоминать, кто сидит в одном из кресел.

Она должна была теперь посмотреть на Виктрис. И Эмма сделала это, желая, чтобы Микал был с ней, а не снаружи. Было бы… удобнее с ним рядом. Даже слишком, и это было слабостью. Она отогнала мысль и призвала все внимание.

— Да, Ваше величество. Я слушаю.

— Конечно, — пробубнил супруг, словно думал, что Эмма не услышит.

— Альберик, — тон Виктрис был с мягким предупреждением. — Леди Селвит способная и много раз заслужила наше доверие.

— Селвит. Имя червя, — принц-супруг похлопал ее ладонь. — Ты сама так сказала.

Щеки Эммы порозовели от злости. Она подавляла это, не давала плоти отвлечь ее. Что знал этот принц о битве в Динас Эмрис, о ноже в спине главного волшебника, подобного ей, и опасности, что она отогнала? Если бы она не справилась…

…но она справилась, а он не первым ворчал. Селвит. Клыкастая награда Британии за участие в деле, и ключ к тому, что пробуждение Бесцветного змея в надежных руках.

Надежных руках, что проживут долго. Эмма держала руки на коленях. Если она признает замечание, то переступит рамки дозволенного, но это останавливало ее не так сильно, как должно было. А вот реакция Виктрис ее остановила. И то, что он пытался оградить ее от двора и политики. И хотя Британия была правящим духом, оставались другие факторы, где требовалась власть и осторожность, чтобы не заставлять дух действовать постоянно.

Нет, претендент на трон, саксонец, не заслуживал гнева Эммы.

«Но это будет в списке оскорблений, что я запомню. Странно, список только растет».

— Альберик, — предупреждение было уже не мягким. — Не надо.

— Волшебница, — принц-супруг покачал головой. Но он притих, и Виктрис не стала его трогать.

Его беспокоили не эфирные искусства. Ведьмы и волшебники, всякие манты были и на его родине. Пол Эммы не давал покоя принцу-супругу, и он постоянно подозревал и подначивал ее. Она уже привыкла к такому обращению.

— Эмма, — Виктрис вздохнула, Британия снова проступила в ней. Волшебница замерла, но дух отступил быстро, волна отпрянула в океан. — Нашего не хватает.

Она поняла эти слова.

— Волшебника или…?

— Физикер. Просто гений, полагаем. Мистер Джон Моррис. Ты знаешь некого мистера Рудьярда?

Эмма кивнула. Ее кудри качнулись, кольца на левой ладони блеснули.

«Старый добрый Ким. Мило».

— Он снова в гостях, — мастера-волшебники и адепты жили долго, но не так долго, как главные, конечно. Рудьярд относился к смерти с презрением и яростью, он был верен королеве и империи.

Они оба были детьми трущоб, и если Рудьярд презирал Эмму за ее большой талант у женщины, она легко могла презирать его за наглость, ведь знала ее источник.

Вот только эта наглость была схожа с ней и Левеллином Гвинфудом. И Рудьярд был связан с Ллевом в своем смысле.

Он узнал о загадочном исчезновении лорда Селвита? Вполне возможно. И он мог подозревать, что Эмма была с этим связана.

Ким Рудьярд отлично знал, что другая прима после Ллева не выжила бы. Или это была ее наглость? Неженственная черта.

— Он в «Ростренде», — выражение лица королевы показывало, что она была озадачена, и Эмма с трудом скрыла улыбку. — Нам сказали, у него есть… обезьяна.

«Уверена в этом», — улыбка смешалась с гримасой боли. Эмма убрала это выражение, достигла архитектуры лица.

— Чудно.

— Он обнаружил отсутствие физикера. Он сообщит подробности.

«Это любопытно. Рудьярд прибыл к этим берегам и обнаружил такое?».

— Да, Ваше величество, — Эмма выжидала.

«Это все? Пропал гений-физикер? Даже не ментат?», — но она не давила.

Она не заходила дальше «с вашего позволения» или «позвольте». Если она не могла догадаться, она ждала, пока ей скажут, держала мысли при себе. Этот принцип помогал вести дела с королевой.

И он помогал с врагами или потенциальными врагами. К этому определению относились многие.

Принц-супруг тяжело дышал носом, это показывало его тревогу и презрение к той, что смела сидеть, хоть и с позволения, при Британии.

Виктрис кивнула. Она пригладила ткань на округлившемся животе, пальцы цеплялись за свободный корсет, рекомендованный для поддержания фигуры.

— Это все. Если найдешь мистера Морриса, приведи его к нам. Но осторожно. Мы требуем его целым.

— Я буду как кошка с котенком, — Эмма не двигалась. Как это ощущалось — разбухнуть и родить кричащую кроху, новую жизнь? Она бы узнала, если бы захотела… но не сейчас. Хотя это называли величайшим счастьем женщины, она могла повременить. — С вашего позволения, Ваше величество?

— Конечно, — Виктрис тяжко вздохнула. Даже маленькая корона весила ужасно, а как ощущалось быть сосудом древней и сильной Британии? Было ли это схожим с открытием волшебника дисциплине, становлением просто горлом для песни? Волшебники хоть знали, что у песни есть конец, их учили терпеть потрясение от роли пустой чашки.

Эмма Бэннон встала, склонилась. Она не отметила принца-супруга. Она покинула комнату решительно, шурша юбками, не думая, обиделся ли он. Это ему на пользу.

«Виктрис хочет, чтобы я нашла человека. Я должна найти доктора Клэра, и они оба будут счастливы».