Дело о лазоревом письме

Андарз возвратился из дворца в самом скверном настроении; заперся было в кабинете, но не прошло и пяти минут, как он позвонил в тарелочку и осведомился, где Иммани с докладом о его поездке в Иниссу. Иммани, трепеща, явился и представил папку. Андарз не прочел и двух страниц, как взгляд его споткнулся на рапорте управляющего Инисским поместьем: тот доносил, что к поместью, пользуясь смутой, пришли три лодки белых ласов: сожгли кленовую рощу и ограбили кладовые, забрав, между прочим, четыреста больших мер бронзы. В другое время такой пустяк не привлек бы внимания Андарза, но в этот раз он вскочил и заорал:

– Лодки белых ласов водоизмещением не превышают пятидесяти мер! Как это три лодки могли увезти четыреста мер бронзы? Сколько управляющий заплатил тебе за этот отчет?

Иммани побледнел и хотел было сказать, что так изложил дело сам управляющий, но Андарз выскочил из-за стола, схватил своего секретаря за шкирку, вздыбился и зашипел:

– Да ты меня за идиота считаешь?

Иммани отшатнулся, а Андарз сгреб его и ударил лицом о раскрытую папку, раз и другой. Из носа Иммани брызнула кровь, из глаз – слезы.

– Куда? – со злобой заорал Андарз, заметив, что капли крови попали на другие бумаги. Подхватил маленького секретаря подмышки, напрягся, – и в следующую секунду Иммани, ломая тонкие планки двери, вылетел из кабинета. Еще миг – и ему на голову шлепнулась, трепеща страницами, злополучная папка.

Дверь в кабинет Андарза захлопнулась. Иммани, кусая губы и рыдая навзрыд, лежал в коридоре. Минут через пять он встал, подобрал папку, и, пошатываясь, побрел вниз. Проходя через людскую, оглянулся: на окне людской стояла бамбуковая клетка, в клетке, попискивая, гулял хомячок. Это был хомячок того гадкого мальчишки, Шаваша. Разбитое лицо Иммани исказилось: он поднял тяжелую папку и с размаху ударил по клетке. Прутья сломались: Иммани, в остервенении, заколотил по клетке, как дятел по коре.

Отбросил папку и побежал в свой флигель. Там он упал на ковер и стал рыдать, горько и страшно.

В этот день Шаваш, исполняя поручение Теннака, ходил к одному старому солдату Андарза: многие из этих людей жили в столице. Большею частью это были варвары – ласы, аломы, рогатые шапки. Андарз строжайше запретил Теннаку видеться с ними, считая, что это очень опасно, и теперь Теннак посылал к ним Шаваша.

Иные привыкли к беззаконию и были грабители, но тот человек, к которому ходил Шаваш, наоборот, зажил мирной жизнью и имел лавку. Лавка была отписана на Андарза, и хозяин с его шестью рабочими очень беспокоился за судьбу лавки в случае ареста Андарза, и хозяйка его, баба дородная и языкастая, стояла посереди горницы, уперев руки в боки, и орала: «Кабы вы были не бабы, а мужчины, пришибли бы вы давно этого Нарая, и дело с концом».

Шаваш вернулся во дворец так тихо, что его никто не видел, и передал Теннаку ответ лавочника: «Ваш товар очень хорош, и я уже договорился с тремя стами покупателей, найдутся и другие.»

– Ходи тише, – сказал Шавашу Теннак, – потому что за тот товар, о котором идет речь, режут шею и продавцам, и покупателям, включая детей в утробе матери.

От Теннака Шаваш воротился в свою каморку, и сердце его упало: клеточка Дуни, была растоптана, шелковый платок, покрывавший ее, намок. Шаваш поднял платок: под бамбуковыми палочками лежало раздавленное тельце хомяка, и несколько палочек торчали из него, словно иглы из ежа: уж не было ли это наказанием за недавние мысли? Шаваш вынул Дуню и принялся гладить.

– Немедленно выкини эту гадость!

Шаваш поднял голову: над ним стоял секретарь Иммани.

– Это вы сделали? – сказал Шаваш.

Иммани отвесил мальчишке затрещину.

– А ну быстрей!

Шаваш утащил из кухни немного хвороста, разложил на каменном берегу пруда костерок и сжег на нем мертвого хомяка. Костер горел довольно долго. Шаваш сидел, не шевелясь. Солнце закатилось под землю, сквозь рваные облака замелькали звезды. Когда костер догорел и пепел остыл, Шаваш ссыпал пепел в мешочек и подвесил мешочек к локтю. Ему давно говорили, что такой мешочек будет хорошим талисманом.

На следующий день Шаваш застал государева наставника в белой беседке: тот сидел у окна и играл мелодию, от которой плачут боги и птицы.

– А, это ты, – сказал Андарз. И вдруг вспомнил: – А где твой хомячок?

– Его раздавили, – сказал Шаваш.

Шавашу показалось, что Андарз не слышал ответа. Вдруг, минут через пять, чиновник промолвил:

– Разве меня или тебя труднее раздавить, чем хомячка?

На следующий день Андарз собрался и уехал на покаяние в храм Идинны. Он взял с собой только Шаваша.

Вечером, в трактире, старый Мень сказал:

– Зря господин взял с собой этого щенка! Помнится, все несчастья начались с того самого дня, как он появился в доме.

– Точно, – согласился его племянник, служивший в дворовой кухне, – как это можно, – ехать в монастырь и брать с собой мальчика для блуда! И опрокинул в рот кружку доброго пива.

– О ком это вы говорите? – поинтересовался человек, угощавший их пивом. Те рассказали, и человек, угощавший их пивом, остался очень доволен: это был шпион советника Нарая.