Дело о мастере добрых дел. Часть 1. Доктор для дураков (СИ)

В конце вечерней стражи карантин большим колоколом поднял тревогу и разбудил весь город. Ровно в полночь мобилизовали береговую охрану, всю, сколько есть, готова или не готова. В полночь с четвертью к пристани подогнали обоз для доставки раненых в госпиталь. В половину первой ночной Илан стоял у хирургического стола под слепящей газовой лампой и держался внешней стороной запястий за виски, потому что на руках были стерильные перчатки из рыбьей кожи. Зачем в операционной пять столов, если в госпитале только три практикующих хирурга, из которых всего один с серьезны опытом - доктор Наджед - ясно стало лишь сейчас. Гагал за третьим столом был, по мнению Илана, дурак, которого следовало проверять хотя бы вполглаза, не выпускать из поля зрения ни на одно мгновение. Ему отобрали раненых полегче - мелкие ожоги, простые переломы, поверхностные порезы, мягкие ткани. Фельдшерская работа, большой хирургии не требуется. Лечение - оставить, не трогать, и само заживет. Илану, операционный опыт которого был три с половиной месяца, правда, частично на острове Гекарич сразу после землетрясения, достались лапаратомии, грудь, повреждения крупных суставов. Флегмоны, артриты, плевриты и прочий гной. Иссекать раны для вторичных швов, откачивать, осушать, обеззараживать, ушивать, ставить дренаж... Доктор Наджед забрал тех, кто с разбитой головой, размозжениями от падения снастей при пожаре, с некрозами и с большой площадью ожогов. И тех, которые уже не кричали и не стонали. Кто кричит и ругается - эти еще могут подождать.

Ситуация была осложнена тем, что нападение на корабль случилось не сегодня и не вчера. Корабельный врач сам был ранен, оказался один на полсотни с лишним требующих срочного лечения людей. Из-за множества пострадавших на судне сразу кончились бинты и лекарственные препараты, если последние были вообще в нормальном количестве и нужного качества. Главные проблемы на ходжерских парусниках обычно происходят от дизентерии, а не от пиратов. Поэтому многие раненые приезжали в арденнский госпиталь в тяжелом состоянии. Некоторые в тяжелейшем, поскольку оперировать брюшную полость следует в первые полторы стражи после ранения. На третьи сутки без своевременной помощи выживают лишь невероятные счастливчики. Абордажные самострелы, ходовое оружие у пиратов, плохи тем, что на их болтах, как правило, не закреплен наконечник. Древко из не смертельной, если заняться ею сразу, раны торопится выдернуть сам раненый или оказавшийся рядом его товарищ, а зазубренная тяжелая и грязная железка остается внутри. К счастью, принимал решение об очередности операций не Илан. Он делал тех, кого приносили. За Гагалом следил молча и зло. У того были проблемы с обезболиванием эфиром, а вытяжка из пьяного гриба - ниторас с введением в вену - к его специфике была ни к чему. В Арденне вообще привыкли резать по живому, покрепче привязав пациента. Но оттого, что пациенты Гагала были легкие, орали они громче всех, вырывались из ремней и выкручивались из-под наложенной маски, даже если ее вдвоем прижать полотенцем. Это очень отвлекало. Да и сами по себе руки у Илана перестали дрожать только к окончанию второй операции. По ходжерскому уставу коллегам не положено задавать вопросы и советовать во время работы. Поэтому затыкать внезапное артериальное кровотечение один раз Илан к нему кинулся молча, Гагала толкнул. Тот заворчал в ответ невнятно, тоже как бы соблюдал устав. Илан не переживал особо - стоило бы и по шее дать за такую оплошность. На Ходжере исключают из академии, произойди такое даже у неопытного студента на практике. В Арденне нормально. Грубейшая ошибка, чуть не зарезал человека, но ничего."Так получилось". Ну, и Илан не нарочно толкается. Просто так получилось.

И неожиданно хорошо показала себя Мышь. Записывать бирки прооперированным и лист сопровождения для тех врачей, кто будет наблюдать следующие сутки, она не могла, но встала у Илана за правым плечом, отлично держала свет, когда требовалось сместить лампу, подавала и вовремя подтыкала простыни и полотенца, и не боялась ни крови, ни гноя, ни ошметков отрезанных тканей, ни осколков костей, ни жутких зубастых железяк, которые к утру накопились в отдельном лотке. Кажется, даже доктор Наджед одобрительно кивнул один раз.

Закончили они в середине утренней стражи. Последними из трех столов. Двадцать три человека из пятидесяти пяти. Илан снял клеенчатый фартук и операционный балахон, выбросил последнюю пару перчаток в мусорный бак, стал вытирать мокрой салфеткой лицо. Мышь мяла ставшую пятнистой юбку в тощих лапках.

- Ну что, Мышь, напомогалась? - спросил Илан.

- М... можно сказать? - прошептала она.

- Теперь уже можно, - кивнул Илан.

- Ой, и говно же у вас работа, доктор...

- И у тебя теперь такая же. Не знала, на что шла?

- Не знала. Те, которых сегодня резали, хотя бы выживут?

Илан обернулся к ней и примерно пять ударов сердца смотрел в глаза.

- Я хотел бы сказать "да", - ответил он. - На самом деле мой ответ "не знаю".