Дело о непрерывных самоубийствах

Наступила долгая пауза.

— Не умер?

Пила визжала, вздрагивая. Алан с ожесточением штурмовал дверь, чувствуя при этом какое-то облегчение. Он надеялся, что Сван заткнется. Колин Кемпбелл слишком полюбился Алану, чтобы выслушивать чью-то сентиментальную болтовню о нем.

— У Колина, — сухо сказал он, — сломаны обе ноги и бедро. В его возрасте это не шутка. Кроме того, еще что-то очень беспокоит доктора Гранта. Однако Колин не умер, и жизнь его вне опасности.

— После такого падения?

— Случается. Вы сами, наверняка, слышали о подобном.

— И он выбросился из окна по своей воле?

— Да.

Осыпанный опилками, Алан кончил пилить, выбил вырезанный четырехугольник и просунул руку в образовавшуюся дыру. Ключ все еще торчал в замке, ржавый засов находился на месте. Алан повернул ключ, отодвинул засов и, полный какого-то тяжелого предчувствия, открыл дверь.

Часть одежды Колина висела на спинке стула, часть валялась на полу так, как он бросил ее вчера вечером. Ручные часы тикали на комоде. Кровать была в беспорядке: одеяло отброшено, на смятых подушках еще заметен след головы. Створки распахнутого окна тихо поскрипывали от ветра.

— Что теперь будем делать? — спросил Сван. Сначала он лишь просунул голову в дверь, но в конце концов решился войти.

— То, что велел доктор Фелл.

Хотя голос Алана звучал уверенно, ему пришлось собрать все свое мужество, прежде чем стать на колени и заглянуть под кровать. Он вытащил кожаный собачий ящик, в котором обитало Нечто.

— Надеюсь, вы не будете возиться с этой дрянью? — спросил Сван.

— Доктор Фелл велел открыть его. Он сказал, что никаких отпечатков пальцев на нем все равно нет, так что можно не церемониться.

— Уж очень вы верите его словам. Что ж, открывайте.

Это было самой неприятной частью операции. Алан расстегнул оба замка и поднял крышку. Как он и ожидал, ящик оказался пуст.

— Что же в нем могло быть? — воскликнул Сван. — Я, наверно, с ума сойду, ломая голову. Я… — Сван запнулся, зажмурившись от неожиданности, и молча показал на письменный стол. На краю стола лежала небольшая книга в кожаном переплете, на которой поблескивало золотом: «Дневник, 1940».

— Это не то, что мы все время искали?

Оба бросились к дневнику, но Алан опередил репортера. Имя Энгуса Кемпбелла было выведено на заглавном листе мелкими буквами неуклюжим детским почерком, и Алан подумал, что пальцы хозяина дневника были поражены подагрой. Энгус добросовестно заполнил разнообразные рубрики, касавшиеся, например, размера рубашки или номера ботинок (похоже, издатели боятся, как бы мы случайно не забыли собственный год рождения), а в графе «номер водительского удостоверения» значилось: «Не имею».

Для Алана всё это не представляло особого интереса. Последняя запись в дневнике была сделана в день смерти Энгуса: «24 августа, суббота». Увидев ее, Алан почувствовал, как у него пересохло в горле и заколотилось сердце.

— «Суббота. Банк разменял чек, все в порядке. Элспет снова прихворнула. Не забыть фиговый сироп. Написал Колину. Сегодня вечером приходил А. Форбс. Утверждает, что я его надул. Ха-ха-ха. Я сказал, чтобы он больше здесь не появлялся. Он ответил, что так и сделает, тем более что в этом больше не будет нужды. Такой-то странный затхлый запах сегодня в комнате. Не забыть написать в военное министерство о тракторе. Пригодится для солдат. Надо это сделать завтра же».

Потом следовало пустое место — жизнь автора дневника оборвалась.

Алан перелистал дневник. Других записей он не читал, но обратил внимание, что в одном месте листок вырван. Алан думал о коренастом седом старике, писавшем эти строки в то время, как что-то подстерегало его.

— Гм, — сказал Сван. — Не очень-то много от этого проку, верно?

— Не знаю.

— Ну, — заметил Сван, — если вы уже увидели или, вернее, не увидели то, что хотели, мы можем уйти. Возможно, в этой комнате ничего и нет, но у меня мурашки по спине бегают.

Алан сунул дневник в карман, собрал свои инструменты и вышел вслед за Сваном. Доктора Фелла они нашли в гостиной. Алан заметил, что дождевик и широкополая шляпа доктора лежат на диване, хотя вечером он оставил их на вешалке в зале. Казалось, Фелл полностью поглощен скверным пейзажем, висящим над пианино. При звуке шагов он обернулся и с простодушным видом обратился к Свану:

— Послушайте, гм, вы не могли бы заглянуть к больному? Не дайте доктору Гранту спровадить вас. Мне хотелось бы знать, пришел ли в себя Колин и говорил ли он уже что-нибудь.

— Бегу, — с жаром ответил Сван и бросился из комнаты так, что картины задрожали на стенах.

Доктор Фелл быстро накинул плащ.

— Дайте мне шляпу, сынок, — сказал он. — Мы отправляемся в небольшую экспедицию. Присутствие прессы вдохновляет, но иногда здорово мешает. Сейчас нам, пожалуй, удастся незаметно удрать от нашего друга Свана.

— А куда мы отправляемся?

— В Гленко.

Алан удивленно посмотрел на доктора.

— В Гленко? В семь часов утра?

— Очень жаль, — сказал Фелл, вдыхая аромат яичницы с салом, — что мы не можем подождать завтрака, но лучше один воробей сегодня, чем дюжина завтра.

— Да, конечно, но как, черт возьми, мы сейчас попадем в Гленко?