Дело о незваных гостях

Тем же вечером Корсаков назначил встречу своему другу Павлу Постольскому, жандарму из тайного подразделения, по привычке именуемого Шестой экспедицией. А в качестве адреса, дабы совместить приятное с полезным, указал ресторан «Медведь», что на Большой Конюшенной, буквально в десяти минутах ходьбы от здания градоначальства, где служил поручик.

Если кто-то из посетителей задавался вопросом, откуда взялось название заведения, то ответ ждал его уже на входе — в виде чучела гигантских размеров медведя с серебряным подносом в руках. Ресторан открылся сравнительно недавно, около шести лет назад, и быстро завоевал репутацию одного из лучших в столице. Публика здесь собиралась в основном буржуазная — фабриканты и купцы обсуждали сделки, наслаждаясь борщом или ухой из стерляди, отдельные кабинеты снимались кутящими гвардейцами, а подвал часто оккупировали редакции ведущих петербуржских газет.

Корсаков прошел в главный зал через пышный атриум-сад, накрытый стеклянной крышей. Рассеянно кликнув официанта, он истребовал себе кабинет, сделал заказ и погрузился в раздумья. Владимир неоднократно снимался в ателье, и даже немного научился фотографировать сам, полагая, что техническая новинка может помочь в расследованиях, но вплотную с индустрией светописи он еще не сталкивался.

В Россию сей новый вид искусства пришел аккурат посреди века, незадолго до рождения самого Корсакова, хотя первые робкие опыты начались гораздо раньше. Первопроходцами и популяризаторами, как водится, выступили жители столицы. Почти одновременно свои заведения в Петербурге открыли Сергей Левицкий и Андрей Деньер. Первые дагерротипы были удовольствием не из дешевых, а потому не каждый мог их себе позволить. Однако прогресс не стоял на месте, и вскоре стоимость фотографий снизилась, а клиентами ателье становились не только господа из высшего света, купцы-миллионщики, да гвардейские офицеры, но и люд попроще. Фотографических салонов открывалось все больше и больше, забираясь даже в губернские, а то и уездные городки. Появилась даже откровенно макабрическая традиция посмертных фотографий, где усопшему придавали вид живого человека, чтобы близкие могли запечатлеть себя рядом с ним на память. В общем, индустрия прибыльная, быстрорастущая и народу интересная. А значит, появление первого злодея, решившего воспользоваться светописью в недобрых целях, оставалось вопросом времени. И время это, похоже, настало.

Поручик Постольский прибыл в ресторан, с небольшим опозданием, а посему застал своего задумчивого друга уже приступающим к десертному суфле д’Орлеан. Корсаков лишь виновато пожал плечами. Мыслительная работа всегда раззадоривала его аппетит, а еда выступала топливом этого энергозатратного процесса. По крайней мере, именно это оправдание нравилось Владимиру больше всего.

— Ты же знаешь, что это заведение мне не по карману, — заметил Постольский.

— А ты прекрасно знаешь, что угостить друга мне не доставляет ни малейших неудобств, одно лишь удовольствие, — улыбнулся Владимир и отправил в рот очередную ложку десерта.

В результате к разговору о делах перешли только когда официант расторопно принес графин «Курвуазье». Корсаков, по обыкновению, зашел издалека:

— Скажи-ка, до вас в последнее время не доходили слухи о странных делах, связанных с фотографиями?

Постольский, уже поднесший к губам рюмку коньяка, остановился, вернул ее на стол и укоризненно уставился на Владимира.

— И откуда же тебе это известно?

Корсаков промолчал, лишь загадочно пожав плечами.

— Да, недавно по городу поползли слухи о странных фотографиях, на которых, якобы, видны силуэты покойных…

— Это не слухи. И речь идет не просто о силуэтах, иначе бы я не спрашивал, — Корсаков протянул другу снимок, оставленный ему Милосердовым.

— Не вижу ничего странного, но, судя по тому, что ты заинтересовался, на нем запечатлен кто-то, кого уже нет в живых, — сказал Постольский после изучения карточки. — Девочка или женщина?

— Женщина.

— Уверен, что это не розыгрыш?

— Павел, ты меня сейчас обидеть хочешь? — сварливо поинтересовался Корсаков. — Конечно, я уверен! Иначе бы не тратил ни свое, ни твое время. В фальшивых снимках привидений нет ничего нового, они начали появляться одновременно с рождением самой светописи, и, поверь, я видел не один десяток подобных подделок. Но сейчас у меня есть показания заслуживающего доверие человека, утверждающего, что на снимке — его усопшая жена, которой точно не было в комнате в момент съемки. Так что посмертную фотографию тоже исключаем. А что знает шестая экспедиция?

— Меньше твоего, к сожалению. Этот снимок — первый, что попал нам в руки. Но, как я уже говорил, слухи о них начали бродить по столице несколько месяцев назад.

— А в этих слухах говорилось о том, что происходит с людьми, которые запечатлены с мертвецами?

— Ничего определенного. Думаешь, что они представляют опасность?