Дело о пеликанах

Розенберг возмущался и куражился какое-то время, а затем стал скисать. Его маленькое кресло-коляска было гораздо ниже массивных кожаных тронов его коллег. И он в нем имел довольно жалкий вид. Когда-то он был тигром, безжалостно устрашавшим и вившим веревки даже из самых изворотливых адвокатов. Но все это было в прошлом. Теперь же он перешел на несвязное бормотание и вскоре отключился вовсе. Главный прокурор бросил на него насмешливый взгляд и продолжил свою речь.

В ходе последнего в этот день слушания по безнадежному делу о десегрегации Розенберг начал похрапывать. Главный судья Рэнниен свирепо глянул вниз, и Джейсон Клайн, старший помощник Розенберга, понял намек. Он медленно выкатил коляску из зала суда и быстро повез ее по служебному коридору.

Судья пришел в себя в своем кабинете. Он принял таблетки и сообщил своим помощникам, что хочет домой. Клайн проинформировал об этом ФБР, и через некоторое время Розенберга вкатили в его фургон, стоящий в подвале. За погрузкой наблюдали два агента ФБР. Медицинский сотрудник по имени Фредерик закрепил коляску, а сержант Фергюсон из полиции Верховного суда сел за руль. Судья не позволял агентам ФБР находиться рядом с собой, они могли следовать за ним в своем автомобиле, наблюдать за его городским домом с улицы и радоваться, что им разрешается хотя бы это. Он не доверял копам, а еще больше агентам ФБР. Ему не нужна была защита.

На Вольта-стрит в Джорджтауне фургон притормозил и чуть проехал назад по короткому подъездному пути к дому. Фредерик и Фергюсон осторожно выкатили коляску из машины. Агенты наблюдали за ними с улицы из своего черного служебного «доджа». Лужайка перед домом была крохотной, и их автомобиль находился в считанных метрах от передней двери. Было почти четыре часа дня.

Как было заведено, через несколько минут появился Фергюсон и заговорил с агентами. Неделей раньше, после предварительных долгих дебатов, Розенберг сдался и разрешил Фергюсону без какого бы то ни было шума осматривать каждую комнату наверху и внизу во время его ежедневных посещений во второй половине дня. После этого Фергюсон должен был покинуть дом и возвратиться в десять вечера, чтобы находиться у черного хода снаружи ровно до шести утра. Никто, кроме Фергюсона, не допускался к этому, и это выматывало полицейского.

– Все отлично, – сказал он агентам. – Я думаю, что к десяти вернусь.

– Он все еще жив? – Один из агентов задал ставший уже обычным вопрос.

– Боюсь, что да. – Фергюсон выглядел уставшим, когда садился в фургон.

Фредерик был рыхлым и слабым, но ему не нужна была сила, чтобы ухаживать за своим пациентом. Поправив подушки, он перенес его на диван, где Розенберг будет дремать и смотреть Си-эн-эн в течение следующих двух часов. Сделав себе бутерброд с ветчиной и взяв тарелку с печеньем, Фредерик просматривал «Нэшнл инкуайэр» за кухонным столом. Розенберг громко пробормотал что-то и переключил каналы с помощью пульта дистанционного управления.

Ровно в семь Фредерик подал ему на обед куриный бульон, вареный картофель и тушеный лук – пищу паралитиков, аккуратно расставив тарелки на столе, и подкатил к нему своего подопечного. Розенберг настаивал на приемах пищи, и это было огорчительно. Фредерик смотрел телевизор. Посудой он займется позже.

К девяти Розенберг был помыт, переодет в ночную рубашку и уложен под одеяла. Кроватью ему служила узкая светло-зеленая жесткая госпитальная койка армейского образца с подъемником и кнопочным управлением. Кровать имела откидные борта, которые были опущены по настоянию Розенберга. Она стояла в комнате, расположенной за кухней и использовавшейся в течение тридцати лет, до первого паралича, в качестве малого кабинета. Теперь кабинет был превращен в больничную палату, пропахшую карболкой и надвигающейся смертью. Рядом с кроватью стоял большой стол с госпитальной лампой и по меньшей мере двумя десятками баночек с таблетками. Толстые и тяжелые фолианты по юриспруденции были аккуратно расставлены по всей комнате. У стола, рядом с Розенбергом, сидел Фредерик, выполнявший роль сиделки, и читал ему очередное дело. Он будет совершать этот ежевечерний ритуал до тех пор, пока не услышит похрапывание. Он читал медленно и громко. Розенберг лежал без движения. Он слушал. По этому делу ему предстоит формулировать мнение большинства, поэтому он впитывал каждое слово, пока…

Через час Фредерик устал от громкого чтения, а судья начал погружаться в сон. Слегка шевельнув рукой, он с помощью кнопки на кровати уменьшил свет и закрыл глаза. В комнате стоял полумрак. Фредерик подался назад и откинул спинку кресла. Положив том дела на пол, он тоже закрыл глаза. Розенберг похрапывал. Вскоре его похрапывание прекратится.