Дело о племяннице лунатика

Голос Эдны Хаммер звучал тихо и смущенно. В ее глазах читалась полная растерянность.

– И вы заперли нож, известный вам теперь как экспонат «А», в ящик буфета?

– Да.

– Но его там не оказалось, когда вы открыли ящик на следующее утро?

– Нет, сэр, не оказалось.

Мейсон спросил добродушно, как бы беседуя с ней:

– Таким образом вы узнали о том, что разгуливаете во сне по ночам вот уже недель шесть, а то и два месяца, Эдна?

За столом окружного прокурора возбужденно шептались, наспех устроив совещание. Вопрос Мейсона ускользнул от их ушей. Эдна Хаммер, чья мысль все еще находилась в оцепенелом состоянии, после дерзкого заявления Мейсона, где он так бесцеремонно раскрыл их заговор, оказалась застигнутой врасплох.

– Да, сэр, – подтвердила она машинально.

Только судья Маркхэм оказался тем, кто в полной мере уяснил всю важность заданного вопроса и полученного ответа. Он подался вперед, чтобы пристально взглянуть на свидетельницу, и спросил:

– Так каков был ваш ответ?

– Да, сэр, – сказала она и, затем внезапно спохватившись, залепетала: – О, я имела в виду не это… Я не…

– А что вы имели в виду, Эдна? – уточнил Мейсон.

– Что это? Что такое? – завопил Гамильтон Бергер, вскакивая с места. – Возражаю. Вопрос не соответствует процедуре перекрестного допроса!

– Вопрос, касающийся ее лунатизма, уже задан, и на него получен ответ, – заявил Мейсон. – Сейчас я предоставил ей возможность объяснить, что она имела в виду, отвечая на мой вопрос.

– А я возражаю.

– Очень хорошо, ваша честь, я снимаю последний вопрос. Достаточно и того, что она ответила на мой первый, – ответил Мейсон.

Бергер с негодующим видом медленно опустился на стул. Мейсон спросил все тем же задушевным тоном:

– Вошло ли у вас в привычку время от времени использовать эту нишу под крышкой кофейного столика как тайник, где вы прятали некоторые вещи, Эдна?

– Да, сэр, вошло в привычку.

– Поэтому когда вы заперли ящик буфета вечером тринадцатого и отправились спать с засевшей в голове мыслью, что ваш дядя, возможно, достает этот нож, когда разгуливает во сне, то когда и сами подверглись воздействию лунатизма, подсознательно не веря, что замок на ящике – надежная гарантия того, что нож не попадет в руки дяди, то взяли нож из ящика и спрятали его в нише под крышкой кофейного столика, причем ровно в пятнадцать минут первого ночи, не так ли?

– Возражаю! – воскликнул Бергер. – Вопрос не соответствует процедуре перекрестного допроса. Носит предположительный характер. Задан не по существу. Не имеет под собой никакого основания.

– Напротив, вопрос глубоко обоснован, – заверил Мейсон суд. – Свидетельница показала, что заперла ящик буфета, показала, что видела нож утром тринадцатого, как и то, что в следующий раз увидела этот нож утром четырнадцатого. Я вправе допросить ее, чтобы доказать, что она, возможно, видела этот нож еще раньше утром четырнадцатого, а именно тогда, когда доставала его из ящика.

– Но, – возразил Бергер, – если она сделала это в состоянии лунатизма, то как она может знать о том, что вытащила нож из ящика?

– В этом случае, – ответил Мейсон, – ей достаточно будет сказать: не знаю.

Судья Маркхэм кивнул:

– Возражение обвинения не принимается.

Эдна Хаммер ответила чуть не плача:

– Я не знаю.

Мейсон сделал жест, как бы подводя черту.

– У меня все, – заявил он.

Гамильтон Бергер обменялся взглядом с молодым Блэйном, затем они вновь вполголоса возобновили консультацию.

– Еще вопросы будут? – спросил у них судья Маркхэм.

– Прошу прощения, если мы попросим у высокого суда предоставить нам еще две-три минуты на размышление, – ответил Бергер, – так как дело в целом приобрело неожиданный оборот.

Блэйн что-то неистово ему зашептал, но Бергер медленно покачал головой, затем спустя момент сказал:

– Хорошо, воспользуюсь предоставленным нам правом и задам мисс Хаммер несколько вопросов. Как я понял, вы признались, что подвержены лунатизму, мисс Хаммер?

– Да, призналась.

– Когда вы впервые узнали о том, что разгуливаете во сне?

– Недель шесть назад, а может, и два месяца. А возможно, и немного раньше.

– А как вы это обнаружили?

– Я беспокоилась о некоторых важных бумагах дяди Питера. Он оставил их на письменном столе в гостиной. Я сказала ему, что не думаю, что это для них подходящее место, но он ответил, что все нормально и их там никто не тронет. Я отправилась спать, глубоко обеспокоенная этим, и утром, когда встала, бумаги оказались у меня под подушкой.

Бергер повернулся к Блэйну, словно говоря всем своим видом: ну что, разве я не прав? Тот поежился, явно испытывая смущение, и шепотом сказал Бергеру еще что-то. Бергер вновь обернулся к Эдне:

– Почему вы не сказали нам об этом?

– Меня никто не спрашивал.

– И именно тогда достали эту книгу о лунатизме?

– Выписала ее, да, тогда.

– Почему?

– Потому что хотела изучить ее и выяснить, смогу ли я сама излечиться, а также убедиться – наследственное это у меня или нет. Иными словами, тяготеет ли надо мной проклятие предков.

– А сами между тем продолжали разгуливать по ночам во сне?

– Да.