Дело о племяннице лунатика

Мейсон поднялся со своего места, пристально, почти в упор, глядя на Дункана:

– Итак, вы настолько устали от моих речей, что оказались в состоянии лечь и заснуть. Так я вас понял?

– Именно так.

– Вы беседовали со своим клиентом еще час или около того, когда вы оба покинули совещание.

– Да.

– Мои разглагольствования не утомили вас до такой степени, чтобы отказаться от обсуждения некоторых аспектов дальнейшей стратегии со своим клиентом?

– Я действительно разговаривал с ним.

– И легли спать около одиннадцати часов?

– Да.

– Однако после четырех часов сна усыпляющий эффект моих речей был еще настолько велик, что устрашающее видение мужчины в ночной рубашке и с ножом в руке, выискивающего жертву в лунном свете, не сказалось на вашем желании спать, так?

– Я проснулся. Затем осмотрел коридор, – возразил Дункан.

Мейсон не отступал:

– И опять отправились спать?

– Опять отправился спать.

– Спустя несколько минут?

– Да, спустя несколько минут!

– И вы показали под присягой, что смогли уснуть только из-за изнуряющего эффекта моих разглагольствований?

– Вам известно, что я имел в виду.

– Единственное, что я понял из того, что вы имеете в виду, мистер Дункан, – это то, что ничего не понял. И присяжные, как мне кажется, тоже. Теперь, перед лицом суда, давайте будем откровенными. Во время нашего совещания я говорил всего несколько минут, в отличие от вас, разве не так?

– Я не засекал время.

– По большей части мои разглагольствования заключались в единственном слове «нет». Согласны с этим?

– Не думаю, что следует вдаваться в подобные детали.

– Но раз вы заявили, что мои речи настолько вымотали вас, что вам не составило никакого труда вернуться в кровать и заснуть, выходит, что вы исказили факты, или я ошибаюсь?

– Я отправился спать, и это все!

– Именно так, мистер Дункан, и подлинная причина, что вы отправились досыпать, – это то, что вы не видели ничего, вызывающего тревогу.

– Любой человек, разгуливающий по ночам с разделочным ножом в руках, у меня лично всегда вызывает тревогу, – огрызнулся Дункан. – Не знаю, как у вас.

– И у меня тоже, – ответил Мейсон. – И если бы вы действительно увидели разделочный нож в руке этой персоны, которая на ваших глазах разгуливала в три часа утра четырнадцатого числа по патио, вы бы достаточно испугались, чтобы известить полицию или поднять на ноги весь дом?

– Не понимаю вашего вопроса. Я увидел человека, увидел нож и снова отправился спать.

– Тогда я задам вопрос по-другому, – предложил Мейсон. – Разве это не факт, что вы отчетливо не видели, что в руке у него был именно нож?

– Нет, нож я разглядел.

– Причем тот самый, разделочный? – спросил Мейсон, делая жест в сторону покрытого пятнами крови ножа, который был представлен в качестве вещественного доказательства.

– Именно этот самый, – ответил резко Дункан.

Мейсон ничего не сказал, но стоял, взирая на него с улыбкой.

Дункан поежился и добавил:

– Во всяком случае, весьма на него похожий.

Мейсон шагнул обратно к столу адвокатов, открыл свой портфель, вытащил какой-то сверток в коричневой бумаге, развернул и извлек разделочный нож с роговой ручкой.

– Я вручаю вам этот разделочный нож, – предложил он свидетелю, – и спрашиваю, не тот ли это нож, который был в руке человека, увиденного вами, когда он пересекал патио.

Дункан свирепо ответил:

– Нет, это не тот.

– Как вы узнали, что это не тот? – спросил Мейсон.

– Ну, – ответил Дункан, – думаю, что не тот.

– Другими словами, вы хотите дать понять суду и присяжным, что не могли разглядеть тот нож достаточно отчетливо, чтобы опознать его.

– Чтобы с уверенностью опознать – нет. Но чтобы получить общее представление – да.

– И вы уверены, что этот, в моих руках, не тот самый разделочный нож?

– Думаю, это не он.

– А вы уверены, что тот, другой нож был тем самым, который вы видели?

– Ну, конечно, трудно сказать с полной определенностью, ведь я видел его с расстояния.

– Тогда вы не можете с уверенностью утверждать, что нож, который представлен в качестве вещественного доказательства номер два, был тем самым ножом, который вы видели.

– Нет, – ответил Дункан, – не могу.

– Так я и думал, – заметил Мейсон. – Я собираюсь просить суд приобщить к делу этот второй нож как вещественное доказательство защиты, обозначив как экспонат «А».

– Я возражаю, – воскликнул Бергер, – этот нож, ваша честь, никоим образом не может быть приобщен к делу! Это просто трюк, с помощью которого представитель защиты пытается запутать следы. Я могу доказать, что защитник достал этот нож уже после убийства через скобяную торговлю…

Мейсон готов был уже сцепиться с ним, но его опередил судья Маркхэм: