Дело о продаже Петербурга

— Ты чего нам мозги компостируешь, дешевый лох?! — орал парень, размахивая открытой папкой, из которой на пол сыпались бумажки. — Я тебе сейчас это дерьмо в рот запихаю и подожгу!

— Жень, — осведомилась девушка, — неужели нам еще одного лоха резать придется?

— Придется, — согласился парень, которого звали Женей. — Слушай, ты, собачий аборт, у нас времени мало. Если мы у тебя меньше, чем на «полтонны» баксов не наберем, тебе не жить. Понял?

— Понял, — быстро пролепетал Лелик. Так быстро, что разбойники не успели бы уловить с трудом скрываемую им радость. — В столе, на верхней полке кошелек. И в буфете, там вложено в блокнот.

— Ну, смотри! — Женя угрожающе показал кулак. Однако радостные возгласы его напарника и девицы сообщили Бананову, что добыча обнаружена.

— Жень, тут «тонна» баксовых будет.

— Вали все в сумку. Потом разберемся.

Пока двое налетчиков складывали добычу, третий привязал Лелика к креслу и заткнул ему рот салфеткой с бумажного столика.

— Сиди тихо. Если вздумаешь заявить — писец!

Пленник ожесточенно закивал головой: что вы, никуда заявлять не собираюсь!..

Через минуту хлопнула дверь. Издали донесся топот: гости неслись вниз по лестнице.

Кляп разбойники засунули настолько неудачно, что Бананов без особого труда ухватился за кончик салфетки и вытянул ее. Дышать стало легче. Конечно, ситуация хреновая и придется помозговать, как выпутываться дальше. Но пока можно немного порадоваться.

Безусловно, денег жалко. В блокноте было восемьсот баксов. В кошельке — две-три тысячи рублей, Лелик не помнил. Судя по дребезжанью из буфета, утащили и серебряный набор. Ложки мелкие, чайные, правда, дореволюционные, но гости к нему гонять чаи ходили редко, так что с потерей придется смириться. Может, еще вынесли комбайн — «Панасоник». Все это дерьмо, по сравнению с тем, что он хранил в диване! Там было Сокровище, заботливо собранное и сохраненное за последние годы.

Скоро выборы в Законодательное собрание. Этим «отморозкам» (если они прежде не попадутся еще на каком-нибудь деле), как всем добропорядочным гражданам, будут совать в ящики бесплатные газетки. Перед тем, как порвать ее для туалетных нужд, кто-нибудь из них заглянет вовнутрь и хмыкнет: «Не фига себе делишки! Вот, оказывается, какие козлы эти депутаны и депутутки! Сколько наобещали, сколько наворовали. Какой кретин все это накопал?»

Это ты кретин, Женя, криминальный мальчик с немытыми руками! Ты со своим напарником и лярвой-наводчицей (пока он вытаскивал бутылки, девка, точно, успела бросить взгляд на квартиру и поняла — здесь поживиться можно) за месяц возьмете пять-шесть «тонн» баксов. Больше вряд ли, в навороченную квартиру ради десяти бутылок вас не пустят. Потом тебя прихватят и дадут на полную катушку, потому что такие, как ты, осточертели всем. Даже родной мамочке.

А журналист Бананов заработает через пару месяцев раз в пять побольше и будет спокойно пить чай в своей квартире, помешивая новой ложечкой. Даром, что ли, он собирал за эти годы все, что имело отношение к некоторым гражданам, имеющим привычку заседать в роскошном дворце на Исаакиевской площади?

В папке, весившей пару килограммов, было все. Копии распоряжений районных советов и районных администраций, товарные чеки, протоколы из вытрезвителей, выписки из архивов психдиспансеров и целая коллекция фотографий. На этих выборах не будет ни одного кандидата, чья фамилия не упоминалась бы в этой коллекции.

Конечно, все это можно отыскать по отдельности. Но долго и хлопотно. А здесь все собрано. Все ждет покупателя. Или покупателей. Говорят, раз в год стреляет и незаряженное ружье. Это ружье было заряжено, только провисеть на стене ему пришлось несколько лет.

Лелик криво усмехнулся и стал соображать, сможет ли он освободиться от веревок, не призывая на помощь соседей. Неплохо было и вызвать милицию. Глядишь, задержали бы, по горячим следам… Нет, менты сейчас заняты своими «чистыми руками», какое им дело до трех простых налетчиков? Ладно, пусть милиция сегодня отдохнет. Мы ее тревожить не будем.

* * *

С годами Расков начал замечать: иногда ему нравится отсутствие жены. Это напоминало детство. Самыми приятными днями были те, когда в школу надо идти к третьему уроку, родители уже на работе и можно встать на час позже, повалявшись в кровати с романом Дюма, неторопливо позавтракать, злоупотребляя вареньем, наболтаться по телефону с девчонкой, которую и так все равно скоро увидишь в классе.

Сейчас Леониду Павловичу Раскову, начальнику отдела уголовного розыска, было без двух лет шестьдесят. И все же он ловил себя на чисто детской радости, когда, проснувшись рано утром, вдруг вспоминал — Клава в Москве. Опять очередное заседание Фонда. А значит, раньше сегодняшнего вечера ее не ждать. Нет, он не конфликтовал с женой. Эта, довольно-таки неприятная, полоса их жизни осталась в прошлом…