Дело о продаже Петербурга

— Шуметь здесь не рекомендуется, надеюсь, вы это отлично знаете. Тем более, нет смысла устраивать обещанный скандал. Если даже и приедет милиция, то заберут именно вас. Поэтому, я рекомендую не стоять под дверью — для вас она не откроется никогда. Возвращайтесь в редакцию. Для криминального очерка материал вы уже собрали.

— Могу я, по крайней мере, узнать о состоянии Нины Климовой?

— Только у главврача, — отрезала медсестра. — Но его сейчас нет. А когда вернется, не думаю, что захочет с вами разговаривать, узнав о вашем поведении. Это же больница, а не конференц-зал. И нечего слетаться, как мухи!

В другое время Юля ответила бы, что мухи обычно слетаются на такие предметы, какие к ведению медицины уже не принадлежат. Еще ей хотелось сказать, что за белыми дверями лежит ее подруга. Но, вспомнив неприятный разговор с охранником, не сделала этого.

Громова повернулась и пошла по коридору. Сопровождающий двинулся следом.

Выходя из отделения, ей пришлось выдержать презрительный взгляд охранника.

— Ну что, убедились? Басаев не ожил и больницу не захватил?

Лишь в вестибюле Юля сообразила, что надо бы позвонить Алексею. Она набрала все имеющиеся номера, начиная с мобильного. Безуспешно, а мобильник был отключен. В этот момент Юлю окликнули. Перед ней стояла медсестра, недавно сравнившая ее с мухой. Она тяжело дышала, видимо, после быстрого бега по лестнице.

— Можете написать в своей газете: Нина Климова скончалась, не приходя в сознание!

Медсестра, возможно, сказала бы еще что-нибудь резкое и обидное, но запнулась на полуслове, заметив, что у журналистки вдруг задрожали губы и она, закрыв лицо руками, беззвучно зарыдала…

Поэтому обе женщины не заметили, как из подъехавшей «Волги» вышел пожилой мужчина с букетом цветов — недавно срезанных роз. Он не знал, что Нина не любит такие букеты, считая их мертвыми цветами. Не знал Юрий Алексеевич Нертов и то, что опоздал навестить будущую невестку.

* * *

Главврач не любил военных. Это выглядело парадоксально, однако Лев Эмильевич специально выбрал именно педиатрию, дабы минимально сталкиваться с военной кастой. Люди, носившие форму, всегда казались ему взрослыми мальчишками, так и не наигравшимися в солдатиков. А такие игры всегда приводят к очень серьезным травмам. Однако нынешний гость внушал уважение: он умел не только говорить, но и слушать. По наблюдениям главврача, этим искусством отличались немногие, большинство разговоров в этой стране происходили по схеме: «Я начальник — ты дурак», или «Ты меня уважаешь?». Кроме того, Лев Эмильевич, к собственному удивлению, понял, что видит в собеседнике такого же профессионала, как и он сам. Главврач был прекрасным хирургом, возможно, одним из лучших в городе. Ему было достаточно взглянуть на руки человека, чтобы догадаться о многом. Тот, кто сидел перед ним, умел хорошо говорить и явно неплохо командовать. Но он еще и умел работать руками. Правда, доктор не представлял специфику этой работы.

— Я сделал все, что был должен, как врач, — развел руки Лев Эмильевич. — Теперь вы хотите потребовать от меня большего.

— Попросить, — поправил собеседник. — Ведь если я заставил бы вас сделать это, то тогда исчез всякий смысл. Стоит только вам сообщить кому-нибудь о нашем разговоре, и все пойдет насмарку. Нет, вы должны выполнить мою просьбу добровольно.

— Я в медицине уже сорок лет. И меня ни разу не просили о такой услуге.

— Такие времена. Десять лет назад я тоже не предполагал, чем буду заниматься нынче. Однако наши задачи совпадают. Необходимо спасти ребенка. Вам придется поверить мне как профессионалу: если вы не согласитесь на мое предложение, то вся ваша сегодняшняя работа, с которой вам удалось справиться, может оказаться тщетной.

Лев Эмильевич задумался. Собеседник был прав. И все-таки, такие вещи в голове не укладывались.

— Даже если бы я согласился… Это очень непросто осуществить.

— Машину и людей я вам выделю. Что же касается вознаграждения…

— Вот это не надо! Тогда я почувствую себя преступником. Переведите деньги на счет больницы. Причем такие, чтобы я мог нормальные лекарства закупить. Я уже понял, что это вы можете.

— Хорошо, — согласился собеседник. — Теперь о деталях…

* * *

Юля заранее готовилась к самому худшему. Она знала, что от профессионально подготовленного взрыва уцелеть невозможно. И все-таки Нина Климова умерла для нее только в тот момент, когда об этом сказала медсестра. Поэтому, трясясь в машине, которая, прорываясь через пелену дождя, несла ее в детскую больницу, журналистка думала только о своей подруге. Теперь — бывшей.

Одна из мыслей была особенно болезненной. Не стоило долго искать причину, по которой убили Климову, причем вместе с сынишкой-наследником. Кому-то все-таки удалось оставить фирму без генерального директора. А ведь Нина уже почти отказалась от этой должности. Может, отказалась бы и еще раньше. Но некоторые подруги, в том числе и она, Юля, шутили за рюмкой коньяка: «Не торопись. Ну, кем ты будешь без “Транскросса”? Свободной художницей. А сейчас ты, как-никак, владелица одной из ведущих фирм Питера». Дошутились!