Дело о продаже Петербурга

Алексей же собирался пройти по связям покойного журналиста Щучкина, столь лихо освещавшего «транскроссовские» дела — ведь до сих пор не было точно известно, кто непосредственно давал заказ продажному писаке на его пасквили.

Были и другие вопросы, ответы на которые следовало поискать. Например, кто помог бывшему исполнительному директору «Транскросса» Цареву выбраться из «Крестов» перед устройством на работу и кто внес за него залог? Кто и каким образом «вышел» на маньяка Акулаева, застреленного Расковым «в пределах необходимой обороны»?

Непосредственно погибший московский бизнесмен Ивченко все это сделать не мог. Да и вряд ли стал заниматься такими делами лично — не того полета птица. Рядовые исполнители тоже не считались: у «гоблинов» — «быков» с мозгами туго, а тут нужны были люди поумнее.

Алексей не стал до поры обсуждать с Гущиным вопрос о найденной записной книжке, решив, что все же лишние знания могут повредить. Потом он надеялся сам ее прочитать и «просчитать», после чего уже решить вопрос о помощи друзей. Пока же было очевидно: нужно выйти на знакомую журналистку Юлю Громову и с ее помощью «отработать» связи Щучкина.

«Знакомую журналистку…» — Алексей вспомнил встречу с отцом, который случайно упомянул, что Юля была в больнице у Нины. Значит, начинать следовало именно с Громовой. Только, к сожалению, не сегодня — вечерняя кормежка и прогулка с собакой рушила эти планы. И кроме того, следовало избавиться от «хвоста». Но только аккуратно, чтобы не изменили меру пресечения.

Еще покидая утром прокуратуру, Алексей недоумевал, почему очередной допрос, по существу, свелся к простой формальности и закончился получением подписки о невыезде, а ничем большим? Казалось, как бы Нертов не был прав, но труп и два человека с «тяжкими телесными» — повод для серьезного разговора. Следователь же, который вел допрос, только посочувствовал, мол много всякой мрази развелось и саму подписку получил, будто извиняясь.

Алексей не знал, что еще до его освобождения из ИВС вопрос о дальнейшей судьбе задержанного решался отнюдь не в районе, а в горпрокуратуре и инициатором избрания меры пресечения, не связанной с лишением свободы, был не кто иной, как Латышев. «Важняку» удалось убедить свое руководство, что, по крайней мере, несколько дней Нертову следует побыть на свободе. Только не просто, а под наружным наблюдением.

«Забить его в клетку, — убеждал Латышев прокурора, — дело нехитрое. Только вопрос: по какому делу? Если по происшествию на Металлистов — там, очевидно, все развалится (я справки навел) — необходимая оборона. Набегут адвокаты, поднимут шум о правах человека — только лишняя головная боль. И по убийству Климовой и ее сына в отношении Нертова доказательств нет. Пусть лучше парень, если он в чем замешан, успокоится или, лучше, как-нибудь “засветится”. В крайнем случае, попытается из города рвануть. Тогда основания будут, и ни один адвокат не докопается. И вообще, у нас в любом случае еще несколько дней впереди, до предъявления ему обвинения…».

На самом же деле у достаточно подозрительного «важняка» были и свои соображения пока оставить Нертова на свободе — уж очень настаивал на аресте подозреваемого прикомандированный оперативник. Даже слишком активно настаивал. Одним словом, перестарался. Разобраться, почему Санькин буквально спит и видит за решеткой гражданского мужа Климовой, времени у Латышева пока не было. Но тоже только пока. Он знал, что просто так ничего не бывает, а потому не исключал, что некто, выйдя на опера, участвующего в расследовании, пытается влиять на исход дела. Но Аркадий Викторович отнюдь не был настроен потакать чужим желаниям и рассчитывал, что если окажется прав, то будет предпринята очередная попытка посадить Нертова. «А вот если будет, то я точно пойму — парень невиновен и его подставляют, — рассуждал Латышев, — это может помочь найти настоящего убийцу. А ежели все будет тихо… В общем, поживем-увидим».

Как бы то ни было, но к мнению «важняка» прислушались. Учитывая, что взрыв у кладбища имел большой общественный резонанс, то и выбить под раскрытие этого дела «наружку» не составило большого труда. Труднее было сторговаться с милицейским начальством о сроках, но и этот вопрос был решен к всеобщему удовольствию…

Обо всех этих перипетиях Алексей не ведал, но интуитивно почувствовал, что играть в открытую с наружным наблюдением не стоит. Не знал он и о том, что произошло сегодня с неким журналистом Банановым, тем самым, которому покойный Щучкин давал задания по написанию «антитранскроссовских» статей…

* * *