Дело о пропавшей России

Заборина не отлавливали по дороге в редакцию. Ему просто позвонили по телефону. Позвонил знакомый — «коллега по журналистскому цеху» — и пригласил попить пивка в «Лаки чен».

Но бедному Алику даже пива попить не дали. Едва он вошел в клуб, как к нему подошли два амбала и попросили пройти к руководству клуба.

Заборин не сопротивлялся — все равно бесполезно.

Оказавшись перед братьями Карпенко, Заборин на свою беду начал хорохориться. Тогда братья приказали своим мордоворотам оттащить его куда-нибудь, где никто не услышит, и поработать над ним. Охранники приказание исполнили, увели Заборина в небольшой спортзал, скрывавшийся, как выяснилось, в глубинах «Лаки чена», и минут сорок отрабатывали на нем приемы восточных единоборств, используя Алика в качестве говорящей макивары.

До дома он еле добрался — мало того что все тело болело, так еще и в машину никто сажать не хотел. К тому же бумажник его остался в клубе.

— Ты представь, Соболин, там же не только деньги были, там моя кредитная карточка была — нам из Москвы на нее зарплату перечисляют.

Я не представил. У меня у самого никогда никаких кредитных карточек не было.

— Что делать собираешься? — поинтересовался я.

Заборин пожал плечами:

— Прижать бы как-нибудь негодяев… Да только что с ними сделаешь?…

— Можно в РУБОП пойти, ими там давно занимаются.

— Думаешь, поможет? С их-то связями и депутатской неприкосновенностью?

— Старший-то мимо неприкосновенности пролетел на последних выборах, как веник над Парижем…

— Ты всерьез дурак или прикидываешься? — Алик замахал на меня руками.

Пришла моя очередь пожимать плечами.

Я поинтересовался, как отыскать двух оставшихся журналистов, нехорошо написавших о Карпенко.

Заборин не знал — посоветовал звонить в понедельник в редакции.

***

Субботний день катился к вечеру.

Я нашел ближайшую телефонную будку и позвонил Марине.

— Я соскучился… Не говори ничего, скоро приеду.

Желтые розы я купил у входа на «Ленинский проспект» у «Петроградской» вышло бы раза в полтора дороже. А неподалеку от ее дома заскочил в кондитерскую и купил несколько пирожных. Выглядела Ясинская уже получше, но все равно неважно. Я понял, — что эту ночь мы вряд ли проведем вместе. Кофе мы тем не менее выпили и пирожные съели.

— Не бойся, котенок, — я чмокнул ее в лоб, уходя, — мы их еще прищучим.

Я позвоню тебе завтра.

Делать до наступления ночи было совершенно нечего. Пешком я прошел по Каменноостровскому проспекту. Оставил позади Австрийскую площадь (мне она всегда напоминала площадь Звезды из «Трех толстяков»). В бывшей столовой, где когда-то я пил маленький двойной за двадцать шесть копеек в перерывах между съемками «Афганского излома», теперь находился китайский ресторан. На пляже перед Петропавловкой уселся прямо на песок, выбрав местечко почище. Пришло настроение раскурить трубку. Достал ее из кармана жилетки и стал набивать табаком.

До двадцати пяти лет я не курил и нос воротил от табака. А потом Света Завгородняя подарила мне на день рождения трубку и пачку табака. Этакий отдарок — за год до этого я привез нашей супермодели по ее собственному заказу из Стокгольма длинный мундштук для папирос. Подарили — надо пользоваться. После первой в жизни выкуренной трубки минут на десять я поплыл. А потом ничего, привык, даже стал находить удовольствие в процессе курения.

Я и забыл, когда последний раз сидел вот так, просто глазея на окружающее, позволяя мыслям течь, как заблагорассудится, перескакивая с предмета на предмет. Когда буду богатым — куплю себе островок в шхерах рядом со Стокгольмом, буду сидеть, курить трубку, глядеть на волны и проплывающие мимо пароходы…

***

Спал я крепко и допоздна. Выспался с запасом на всю следующую неделю. Хотя ни разу мне этого запаса даже до среды не хватало. В воскресенье я тоже не поехал к Анюте и Антошке на дачу — скинул жене сообщение на пейджер, что замучили до головной боли неотложные дела.

Насчет головной боли это я, конечно, приврал. Но дел у меня и вправду было немало. Для того чтобы выяснить координаты Кожевникова, пришлось опять отправиться на работу и залезть в одну хитрую компьютерную базу. Я — не хакер, но некоторые кнопки на компьютере нажимать умею. Из всех данных Виктора Кожевникова, журналиста «Комсомолки», я знал лишь имя, фамилию и примерный возраст: двадцать семь — тридцать лет — негусто, но под эти характеристики подошли только двое из всех обнаруженных мной Кожевниковых. Я выписал их адреса и домашние телефоны и засел за телефон. По первому никто не отвечал. Я стал пытать удачу второй раз. И она мне улыбнулась.

Трубку на том конце провода подняла женщина.

— Добрый день, простите, ради Бога, могу ли я поговорить с журналистом «Комсомолки» Виктором Кожевниковым?

— А кто вы?

Я объяснил, что я коллега — журналист Владимир Соболин из «Золотой пули». Это оказалось лучшей рекомендацией.

— Той самой знаменитой «Золотой пули»?

— Да, да, той самой. И тот самый знаменитый Владимир Соболин. Так могу я поговорить с Виктором?

Трубку передали Кожевникову. Я начал все сначала:

— Это Владимир Соболин из Агентства журналистских расследований Андрея Обнорского.