Дело о пропавшем боге

Не в последнюю очередь из-за памяти о мятежах Айцар устраивал рабочим сносные условия; он гордился, что его работники предпочитали заработок горняков даровой похлебке монастырей; гордился, что рядом нет разбойников, что чем больше норовили «длинные хлебы» говорить от имени горняков, тем меньше их горняки слушали.

Когда в империи воцарился мир, крестьяне постарались забыть о рудниках, а власти решили не вспоминать: двести лет стояло проклятое место пустым, и столько же бы еще простояло – без Айцара… Но безусый мальчишка говорил с Айцаром, как с государственным преступником, потому что Айцар и был таковым… Айцар перевидал много таких инспекторов и слышал много таких слов; все прочие хотели денег, этот – справедливости. Он обвинял Айцара в воровстве не затем, чтобы воровать самому, в его глазах блестела сумасшедшая решимость, за ним стоял закон нравственный и государственный, он был героем, сражающимся с тленом и гнилью; гнилью был он, Айцар.

Через два дня Айцар проехал со своей обычной свитой на лошади через Голубое ущелье; накануне неопытный мальчишка-инспектор сорвался с каменной осыпи, и, оставляя на острых камнях клочья одежды и брызги мозга, расшибся до смерти; протекавший по дну ущелья ручей лениво трепал ему волосы, смыв с них всю кровь, мертвые голубые глаза глянули в глаза Айцаровы…

Крики толпы за воротами стали еще громче и радостней, – это начали раздавать бесплатное угощение. Столичный инспектор, улыбаясь, стал задергивать занавеску.

Айцар выстроил свое благополучие по кирпичику, по камешку; кормил огромную орду чиновников, прожорливых и вредных, как саранча, посадил на верх провинции своего племянника; но все было напрасно при этой системе; твердь разверзалась под ногами волчьей ямой; и люди, за всю свою жизнь не заработавшие ни гроша, считали его вором за одно то, что он умел зарабатывать. И вот тут-то отец Лиид смутил и увлек душу словами о великом Ире.

И теперь Айцар не знал, что делать. Решимость его за ту неделю, когда он не мог встречаться с желтым монахом, странно ослабела. Вашхог и Нарай отныне не угрожали ему. Но зато – зато он был на вершине популярности; народ бы поддержал переворот – тот народ, который при других обстоятельствах в лучшем случае перевороту бы не противился: правительственные войска нечаянно оказались в руках Айцара, и Ханалай, бывший разбойник, скорее согласился бы оборонять его, нежели служить императору. Теперь – или никогда!

Но рудники, Великий Вей, Чахарские рудники! Это же миллионы! Упустить миллионы из-за восстания?

Айцар дорого бы дал, чтобы заранее узнать, как отнесется чиновник из столицы к его затее. Что-то подсказывало ему, что человек, отправившийся в одиночку к ветхам, достаточно безумен, чтоб согласиться стать одним из правителей Харайна.

– Я обещал Вашхогу отпустить его сына, если вернусь живым от горцев, – наконец заговорил инспектор, отходя от окна и усаживаясь в широкое кресло напротив хозяина. – Вы не возражаете?

Айцар глядел на бумаги, которые гость взял в руки. Очень многое зависит от того, подпишет их гость или нет. Если инспектор их не подпишет, это будет не очень-то вежливо с его стороны, потому что эта дарственная на поместье в Архадане. А если подпишет – можно будет попросить его задержаться, свозить в Архадан, познакомить с отцом Лиидом…

– Нисколько, – мгновенье поколебавшись, ответил Айцар. – А что вы собираетесь делать с самим наместником?

– Заберу его с собой в столицу.

Айцар задумчиво забарабанил пальцами по столу. "Как он боится, – подумал Нан. – И правильно боится, – с Вашхога станется клеветать на дядюшку просто так…

– Это же сумасшедший, – дернувшись, проговорил Айцар, – он даже под пыткой может понести околесицу.

Инспектор еще раз перечел дарственную. Ах, какое поместье! Каждый урожай – в три годовых жалованья!

– На вашем месте, – мягко сказал инспектор, – я бы просил у меня смерти другого человека – господина Снета.

Айцар очень внимательно посмотрел в глаза инспектору, потом перевел взгляд на его белые, холеные руки, исполосованные синяками от недавних веревок. Плохо гнущимися пальцами гость вытащил показания Снета и бумаги, хранившиеся у Роджерса, и протянул их хозяину. Айцар медленно листал протокол. Он испытывал то же чувство, что когда-то у Бархатного рудника рядом с горным инспектором. Только этот инспектор не упадет с кручи. Айцар сложил бумаги и протянул их обратно.

– Вы хороший следователь, Нан, – сказал он. – Изо всех встретившихся вам на пути вы помиловали только разбойников.

Но Нан бумаг не взял.

– Вы не поняли, – сказал он. – Это для вашего личного пользования. В единственном экземпляре.

Айцар смотрел рассеянно. Нан осторожно взял бумаги и опустил уголком в светильник, стоявший на столе. Листы затрепыхались и нехотя начали обугливаться.

«А другие документы? – подумал Айцар – Этот человек принес меньше половины!»