– Что эти пленки, возможно, были засвечены не днем полицией, а предыдущей ночью кем-то, кто чиркал спичками. Ведь я обнаружила обгоревшую спичку на полу. Тогда-то я и подумала, что кто-нибудь из ваших людей закуривал сигарету. Но теперь склоняюсь к мысли, что, может быть, кто-то искал что-то в темноте и чиркал спичками. Ведь человек не сразу сообразит, что зажечь спичку в темноте все равно что включить электрический свет.
– Это очень интересно, – заметил Трэгг. – И у вас в фотолаборатории много разных материалов, мисс Джентри?
– Да нет, не очень. У меня нет денег, чтобы покупать их.
– Это довольно дорогостоящее времяпрепровождение, – уточнила миссис Джентри.
– Не скажи, Флоренс. Оно окупается.
– Вы работаете на других?
– Случается, – сказала Ребекка.
– Соседи, бывает, просят, – пояснила миссис Джентри.
– Проявляю и печатаю-то я немного, – добавила Ребекка. – На этом не разбогатеешь. А вот увеличивать фотографии иногда приходится. Хотелось бы иметь побольше средств, чтобы не думать о расходах. Я могла бы делать великолепные снимки, если бы у меня было достаточно денег, чтобы приобрести небольшую автомашину. Чтобы выезжать и…
– У нее отлично получается, – согласилась миссис Джентри. – Я всегда ей говорю: надо специализироваться на фотографировании детей.
– Детей! – так и вскинулась Ребекка. – Это в тебе говорит твоя материнская закомплексованность! Ты хочешь, чтобы твоих маленьких карапузиков снимали без конца – на дни рождения, когда они первый раз надели длинные штанишки, новые костюмчики… Но это только захламляет дом и ровным счетом не дает ничего ни уму, ни сердцу.
– Такие фотографии много значат для нас с Артуром, – деликатно заметила миссис Джентри, не желая, видимо, спорить с золовкой.
– А для меня они ничего не значат! Просто лишний расход фотоматериалов. Уж эти мне семейные альбомы, заполненные всякой чепухой, – ища поддержки, обратилась она к лейтенанту Трэггу. – Я же хочу делать снимки такие… С необычными облаками, деревьями, упирающимися в небо, цветы… Я бы уверенно завоевывала призы, будь у меня достаточно средств на машину… А то приходится пользоваться фотоматериалами с истекшими сроками годности.
– Что вы имеете в виду? – спросил Трэгг.
– Да, знаете, лейтенант, пленки годны в течение определенного срока. Вы, наверное, обращали внимание когда-нибудь, что, покупая их, все смотрят на срок изготовления эмульсионного слоя.
– Вы имеете в виду проставленную в штампе дату, указывающую, что она пригодна до определенного числа, месяца, года?
– Совершенно верно, – подтвердила Ребекка.
– Но все же ее можно использовать и после этого срока?
– Конечно. Но это зависит от того, в каких условиях хранилась пленка, в каком месте. Ее вполне можно использовать еще месяцев шесть после истечения указанного срока, а если она хранилась в сухом прохладном месте, то и спустя годы.
– И вы покупаете бумагу и пленку с истекшим сроком годности? – спросил Трэгг.
– Естественно, ведь ее можно приобрести в некоторых магазинах с очень большой скидкой.
Трэгг некоторое время обдумывал услышанное, а затем спросил:
– А что же случается, однако, с пленкой, если она становится слишком старой?
– Ну… разное. Обычно она как бы покрывается налетом, мутнеет.
– Те пленки, – продолжал свою мысль Трэгг, – которые находились в коробке, были старые, то есть просроченные?
– Да.
– Тогда, может быть, ваши пленки помутнели от давности хранения?
– Возможно, – с некоторой неуверенностью подтвердила Ребекка. – Но ведь до этого случая у меня не было проблем с ними. Человек, у которого я их покупаю, никогда не подводил.
– А на этот раз оказались покрытыми налетом?
– Да, и явно.
– Очень интересно, – сказал Трэгг. – Но мы несколько отклонились от темы, а ведь я собирался огорошить миссис Джентри сообщением, что ее сын оказался в очень опасном положении. Он уличен в попытке запутать показания по делу об убийстве. Не исключено, конечно, что он стремится выгородить виновного.
– Не знаю, что заставляет вас так думать, – возмутилась миссис Джентри. – Артурчик – хороший мальчик. Он…
– Почему я вам это говорю, – прервал ее Трэгг, – так это потому, что знаю: ваш сын и
Миссис Джентри, пряча глаза, едва сдерживала рыдания.
– Он не мог… совершить ничего дурного, – настаивала она еле слышно.