Дело о самоубийцах (СИ)

- Если ничего не раскопаешь, завтра к вечеру закроем все эти три дела: прыгуна с крыши на суициде, а двух других на несчастном случае. И баста! А то прокурор уже... - Капитан показал рукой воображаемый груз на шее и медленно поднялся из-за стола. - Ты как всегда один, Гарри?

- Да.

- Может, подкинуть тебе Громилу для большего драйва, а?

- Нет уж, тормоз у меня и у самого есть, - улыбнулся Ковальский и тоже поднялся с кресла.

***

Дождь на какое-то время перестал, но небо не давало особых надежд на улучшение погоды. Ковальский шел по мокрому тротуару. О деле думалось плохо, зато в голову лезла всякая философская чушь.

"Черт, наверное, за время отпуска мой мозг расслабился и теперь никак не хочет входить в рабочую колею. Колея... Да, все мы находим свою колею и стараемся двигаться строго в ее границах. Вот идешь ты по этой тропинке, и все у тебя размеренно и определенно - эдакий социальный проход через жизнь, выбранный тобой в силу тех или иных причин. На этой тропинке почти нет опасностей, она выверена и опробована прошедшими по ней ранее, она защищена самим обществом. Но стоит сделать шаг в сторону..."

Тут его мысли нарушил толчок в плечо. Ковальский потерял равновесие и, чтобы не упасть, ступил на проезжую часть. Тут же раздался визг тормозов и в полуметре от него остановился синий бьюик.

- Эй, ты что, самоубийца? - истошно заорал на него перепуганный водитель, выглядывая поверх полуопущенного стекла. - Идиот долбанный!

Ковальский с ласковой улыбкой показал водителю средний палец, и запрыгнул на тротуар. Он поискал глазами того, кто его толкнул, но улица была слишком оживленной в этот час. Неважно: наверное, случайный прохожий, возможно, пьяный.

"О чем я там думал? А, "тропинка"! - Ковальский даже рассмеялся. - И вот я схожу со своей защищенной тропинки, и сразу оказываюсь в неведомой, опасной обстановке, как в джунглях... Будто становлюсь видимым для всяких хищников и паразитов, потому что теперь я на их территории, где законы общества уже слабо защищают. Хотя, общество - это и есть джунгли, где свои овцы, волки, зайцы, шакалы... И каждая общественная ниша заполнена и имеет смысл. А еще все эти ниши имеют вакансии - как для хищников, так и для жертв. И случайный шаг в сторону может произойти с каждым в любой, иногда самый неожиданный момент, ибо тебя могут попросту столкнуть! Взять, к примеру, тех же самых хищников преступного мира... У них тоже свои звериные тропы, и они тоже имеют относительную стабильность и защищенность. Вопреки утверждению, что они непременно и скоро заводят в капканы и волчьи ямы, по ним, порой, преступники идут всю жизнь, не упав ни разу. Только уж очень они узкие и скользкие, и очень много желающих с той и с другой стороны столкнуть с них. И мой путь, путь ловца этих хищников, он тоже защищен и стабилен лишь до определенного предела - того предела, глубину которого определяю я сам. Точнее, это определяет мое благоразумие... Либо желание перейти запретную черту".

Сейчас он вспомнил, когда мысли о "тропинке" впервые посетили его. Это было в тюрьме предварительного заключения, куда он пришел допросить одного заключенного по невероятно запутанному делу. Тогда он шел по тюремному коридору между зарешеченных камер и невольно сжимался внутренне, глядя, как там сидят, ходят, лежат люди, которых общество временно обрекло на положение зверей. Он представил себя среди них, подумал: как бы он существовал там, какую "социальную нишу" смог бы занять в этом сообществе отверженных? В то же время он вполне ощущал незримый кокон, защищавший его от этой убогой жизни, ощущал уже эту свою тропинку, которая хоть и проходила сквозь опасные "социальные джунгли", - совсем как сейчас между этих клеток с заключенными - но была надежно огорожена от них. Впрочем, тогда же он вспомнил о пословице, что от тюрьмы зарекаться нельзя никому, а еще подумал, что, в некотором смысле, свои "джунгли" существуют даже у них в полицейском управлении.

***

Цех был на удивление чистым. Свежевымытый кафель блестел невысохшей влагой, большие, высокие чаны медленно вращались, поблескивая нержавеющей сталью.

- Этот! - Рабочий показал пальцем на один из них.

Ковальский поднялся по металлической лесенке на небольшую площадку рядом с чаном, и заглянул внутрь. Сверкающие стальные лопасти неспешно перемешивали шоколадную начинку во вращающемся чане. Внутри у него шевельнулось неприятное чувство. Он представил, как эти лопасти затаскивают, вминают человеческое тело в коричневую массу, как потом из глубины вдруг раздается приглушенный хруст костей, как поднимаются на поверхность месива кровавые разводы...

"Бр-р, ужас! Невероятно, что всего через три дня этот чан уже используют по назначению. Надеюсь, они тут все хорошо отмыли!".

- Вы ведь работали в тот день с ним вместе? - спросил он, наконец, у провожатого, все еще не отводя завороженного взгляда от работающих лопастей.

- А то! - ответил рабочий. - Мы с ним уж который год в одной смене пашем! То есть, я хотел сказать, пахали...

- И как он себя вел в тот день? Что говорил?