Дело о секрете падчерицы

– Ну, во-первых, я уже говорил, что хотел заставить Еву Эймори подписать заявление насчет рекламного трюка. Отсюда следовало, что она имеет право на эти деньги. Полиция вернула бы их ей. Я знал, что Бэнкрофты не станут поднимать шум и заявлять, что деньги их, ведь тогда им пришлось бы объяснить все насчет шантажа, а этого они не могли себе позволить. Так что я думал, что здесь все в порядке. Джилли мог меня надуть и взять три штуки, а я надую его и возьму другие три штуки, так что получается поровну. Потом я хотел серьезно взяться за это дело с шантажом и повести его как следует. До сих пор были только пробные шаги. Я собирался вытянуть из Бэнкрофтов не меньше десяти штук. А потом добрался бы до Джилли и заставил бы его выплатить мне половину того, что он у меня стянул.

– А как начет половины того, что вы у него стянули? – спросил Мейсон.

– То, чем я занимался с Евой Эймори, отдельная история. Он не имеет к ней никакого отношения.

– И как же вы собирались отобрать у него половину тех трех тысяч долларов, которые он получил от ответчицы?

– Разные есть способы, – помедлив, ответил Келси. – В моем бизнесе всегда нужно иметь такие средства, чтобы человек, который тебя обманул, потом за это заплатил.

– А какой у вас бизнес? – спросил Мейсон.

Келси улыбнулся и сказал:

– Мы вернулись к тому, от чего ушли. Я уже сказал, что не собираюсь обсуждать свой бизнес. Мне обещали иммунитет только за одно конкретное дело, о котором идет речь.

– И вы получили за него иммунитет.

– Совершенно верно.

– Дав показания, которые смогли выдержать перекрестный допрос, – сказал Мейсон.

Келси ответил:

– Вы пытаетесь подловить меня, мистер. Я рассказываю вам правду, а вы хотите найти какую-нибудь мелочь, на которой меня можно поймать. Но я не такой дурак, чтобы договариваться с окружным прокурором, а потом все о себе разбалтывать и добровольно совать голову в петлю. Если мои показания окажутся достоверными, я получу иммунитет. Если нет, я его не получу. О Келси можно говорить много всяких вещей, но никто не скажет, что он такой болван, чтобы не знать, с какой стороны хлеба намазано масло.

– Следовательно, вы очень заинтересованы в том, чтобы против ответчицы в этом деле было вынесено обвинительное заключение, – подытожил Мейсон.

– Я очень заинтересован в том, чтобы в своих показаниях говорить чистую правду, – ответил Келси. – Мне все равно, какие последствия это будет иметь. Если после этого миссис Бэнкрофт признают виновной в убийстве, что ж, значит, ей не повезло. Все, что меня заботит в этом деле, – это рассказать правду, и меня совсем не интересует, кому это может повредить.

– Стало быть, вы знали, что Джилли собирается отправиться в яхт-клуб на встречу с миссис Бэнкрофт?

– Я знал то, что он мне сказал.

– И когда он не вернулся, вы не предприняли никаких попыток самому поехать в этот клуб и попробовать его там разыскать?

– Нет. Я оставался дома и ждал, когда он придет домой. Я дал ему достаточно шансов, чтобы вести со мной честную игру.

– А если бы он отдал вам половину тех трех тысяч долларов, вы бы отдали ему половину других трех тысяч, которые вы собирались получить от Евы Эймори?

– Протестую, ваша честь, – возразил окружной прокурор. – Я считаю, что это вопрос очень спорный и стоящий далеко за рамками правил перекрестного допроса. Я дал защитнику самую широкую свободу действий в отношении этого свидетеля, поскольку понимаю, что это один из тех людей, чья репутация ставит под сомнение правдивость его показаний.

Если в его рассказе есть какие-нибудь сомнительные места, я озабочен этим не меньше, чем уважаемый защитник. Но спрашивать его о том, что он стал бы делать, если бы успешно шантажировал Еву Эймори и у него в руках оказался документ, благодаря которому он мог бы впоследствии получить три тысячи долларов, находящиеся сейчас в распоряжении властей, – такой вопрос, говоря по совести, выглядит совершенно неуместным.

– Я согласен, что вопрос спорный, – сказал судья Хобарт. – Однако я понимаю, что в таком процессе и имея дело с таким свидетелем, защитник должен обладать весьма большими полномочиями. Поэтому я отклоняю протест. Отвечайте на вопрос.

– Хорошо, – сказал Келси, – я отвечу на это так. Если бы Джилли играл со мной в честную игру, думаю, я отдал бы ему половину других трех тысяч. Да, я бы это сделал. У меня есть своя репутация. Хотя, честно говоря, я был очень подозрительно настроен против Джилли после того, как он попытался меня обмануть, исправив полторы тысячи на три и, наверное, рассчитывая, что когда он первым откроет эту банку, то вытащит лишние деньги, а записку уничтожит. Короче говоря, я не испытывал к нему особо дружеских чувств. Я решил, что этот парень – хапуга и что я честно закончу с ним это дело, а потом не захочу больше ничего о нем знать.

В нашем бизнесе есть свой кодекс чести, не хуже чем во всяком другом, и люди, с которыми я веду дела, полагаются на мою репутацию… впрочем, я ничего не говорю о своем бизнесе, мистер Мейсон. Я говорю только об этом конкретном деле, и больше ни о чем.