Дело о Синей Бороде, или Истории людей, ставших знаменитыми персонажами

После этого граф и цыганка обвенчались. После свадьбы, по обыкновению, поехали с визитами. В некоторых домах их не приняли. Толстой навсегда порвал отношения с этими снобами.

В 1821 году у графа и цыганки-графини родилась первая дочь. Ее назвали Саррой. С этих пор характер Американца начал понемногу смягчаться. Только проклятый язык подводил по-прежнему.

Враг, друг и сват

В литературном салоне князя А. А. Шаховского распространилась сплетня: будто бы Пушкина забрали в полицию или в тайное отделение и там высекли. Это была выдумка Толстого-Американца. Клевета дошла до Пушкина, когда он был уже в Южной ссылке. Очень скоро он узнал, кто был автор поклепа. Поэт был в таком отчаянии, что чуть не покончил с собой. Не имея возможности сейчас же стреляться с обидчиком, Пушкин ответил эпиграммой:

В жизни мрачной и презренной
Был он долго погружен,
Долго все концы вселенной
Осквернял развратом он.
Но, исправясь понемногу,
Он загладил свой позор,
И теперь он, — слава Богу —
Только что картежный вор.

Эпиграмма не была напечатана. Несколько позже Пушкин написал немного другой вариант и вставил эту злую карикатуру в послание к Чаадаеву. Стрела достигла цели, Толстой был уязвлен и ответил также эпиграммой, не слишком изящной, но грозной:

Примером ты рази, а не стихом пороки,
И вспомни, милый мой, что у тебя есть щеки.

Пушкин не страшился поединка с Толстым. Потому что вообще ничего не боялся и потому что верил пророчеству гадалки, говорил друзьям:

— Этот меня не убьет. Меня убьет белый человек…

Пушкин готовился к предстоящей дуэли, упражнялся в стрельбе, всегда носил тяжелую железную трость, чтобы укрепить кисть руки.

Наконец в 1826 году Пушкин вернулся из ссылки в Москву и в тот же день послал своего друга С. А. Соболевского секундантом к Толстому. К счастью, графа тогда не оказалось в Москве. Тот же Соболевский первым хлопотал, чтобы примирить Толстого с Пушкиным. Приняли близкое участие в этом деле многие друзья поэта. Возможно, решающим было влияние Жуковского — Толстой очень дорожил дружбой с Василием Андреевичем, дуэль с Пушкиным наверняка рассорила бы графа с Жуковским, Вяземским и многими его приятелями.

Примирение состоялось, и оно было искренним. Пушкин часто встречал Толстого в компании друзей и находил его общество занятным, признавал его ум. Сохранилась записка подгулявшей компании, подписанная в том числе и Пушкиным: «Сейчас узнаем, что ты здесь, сделай милость, приезжай. Упитые вином, мы жаждем одного тебя». Граф тотчас примчался, да не пустой, а с наливкой.

Отчего бы им не сойтись, в самом деле? В сущности, Пушкин и Толстой были схожи. Оба потомки славных, но обедневших семейств. Оба обладали бешеным темпераментом, но оба умели сохранять хладнокровие в решающую минуту. У Пушкина, между прочим, тоже был острый язык, который принес ему немало неприятностей. Поэтому, когда Пушкин решил свататься к Наталье Гончаровой, он просил быть его сватом Толстого. А чем не сват? Знатнейшего рода и к тому же старинный приятель Гончаровых. Сватовство не назовешь удачным, но Пушкин был доволен уже тем, что не получил отказа. Впоследствии в письмах к жене поэт называл Американца «наш сват».

Но верно говорили в старину: не выбирай невесту, выбирай свата. Можно ли поручать такую миссию человеку сомнительных нравственных качеств? Может, тут завязался мистический узел грядущей трагедии Пушкина?

Мотив отложенной, но неотвратимой дуэли Пушкин изобразил в рассказе «Выстрел», а образ главного героя — дуэлиста Сильвио навеян характером и поступками Толстого. Много точных характеристик графа содержится и в портрете Зарецкого из «Евгения Онегина»:

…Зарецкий, некогда буян,
Картежной шайки атаман,
Глава повес, трибун трактирный…

А вот, наверное, подлинное отношение Пушкина к Толстому:

Он был не глуп; и мой Евгений,
Не уважая сердца в нем,
Любил и дух его суждений,
И здравый толк о том о сем…

Вообще же из литературных произведений, в которых изображен Федор Толстой-Американец можно было бы составить объемистую антологию. Взять хотя бы графа Турбина из рассказа Льва Толстого «Два гусара»: «Уж я тебе говорю, это тот самый дуэлист-гусар, ну, Турбин известный… Саблина он убил, Матнева он из окошка за ноги спустил, князя Нестерева обыграл на триста тысяч. Ведь это какая отчаянная башка, надо знать! Картежник, дуэлист, соблазнитель; но гусар душа, уже истинно душа!»

Время грешить и время каяться