Дело о Синей Бороде, или Истории людей, ставших знаменитыми персонажами

В какой-то момент положение сложилось угрожающее, помощи ждать было неоткуда. Хозяин послал Омелько на переговоры с восставшими. Парламентер пытался образумить скотов, напомнил им, что сам Бог установил порядок подчинения домашних животных человеку. Но скоты заревели: «Какой такой Бог! Это у вас, у людей, какой-то есть Бог! Мы, скоты, никакого Бога не знаем!»

Переговоры зашли в тупик. Тогда хозяин приказал Омелько объявить скотам волю: отныне им предоставлялись в собственность поля и пастбища, но скотный двор для них становился чужим. Помещик рассчитывал, что холод и бескормица в конце концов приведут животных опять под власть человека.

Настала осень, а с нею пришли голод и первые заморозки. Животные оголодали, перессорились, передрались и, наконец, добровольно вернулись в свои загоны. Зачинщики беспорядков понесли суровую кару: бугая отправили на убой, жеребца кастрировали и запрягли в хомут для тяжелых работ.

Словом, все пошло по-прежнему. Но в последних строках письма помещик предупреждал друга: «Нельзя поручиться, чтоб в следующее лето или когда-нибудь в последующие годы не повторились виденные нами чудеса…»

Само собой, не могло быть и речи об издании этой антиутопии в России при жизни автора. Рукопись «Скотского бунта» обнаружили в бумагах Костомарова уже после его смерти в 1885 году. Она была опубликована только в 1917 году в журнале «Нива» после февральской революции, но еще до октября. Мрачное предсказание Костомарова начало сбываться: «…повторились виденные нами чудеса…» Но среди множества обличительных произведений, появившихся тогда в печати, «Скотской бунт» как-то затерялся, а последовавшие бурные события октября 1917-го и вовсе заслонили его. Наконец в 1991 году это произведение Костомарова вновь вернулось к читателям.

…И все дозволено?

Тема бунта животных далеко не нова. В народных картинках-лубках встречаются сюжеты о том, например, как «бык не захотел быть быком, да зделался мясником» и освежевал своего мучителя. Но это были пока еще перевертыши, нелепицы. Лишь когда появилось революционное движение, тема бунта животных обрела социальную остроту и политическое значение. Неслучайно Костомаров написал «Скотской бунт» на склоне лет. Можно сказать, что выдающийся историк шел к этому сочинению всю жизнь, преодолевая собственные заблуждения.

Николай Костомаров был незаконнорожденным сыном малороссийского помещика и крепостной украинской крестьянки. Отец собирался усыновить Николая, но все откладывал да так и не успел. Неясное происхождение принесло юному Костомарову много обид и трудностей, однако его способности и талант были замечены еще в студенческие годы. В молодости Николай Иванович придерживался народнических взглядов, был одним из создателей «Кирило-Мефодиевского братства». Члены братства отстаивали украинскую самобытность, признавая при этом ведущую роль русской нации в семье восточнославянских народов, мечтали о создании общеславянской федерации. В 1847 году деятельность братства стала известна властям, все члены кружка были арестованы.

До сих пор иные ученые-историки утверждают, что «Кирило-Мефодиевское братство» было исключительно просветительским обществом и поэтому члены кружка пострадали незаслуженно. Это не совсем так. Достаточно внимательно прочитать некоторые положения «Статута» — устава братства: «Принимаем, что каждое племя должно иметь правление народное и соблюдать совершенное равенство сограждан…» — здесь ясно выражены республиканские убеждения членов братства. Идеалы свободы и равенства изложены и в следующей статье: «Общество будет стараться заранее (то есть в первую очередь. — С. М.) об искоренении рабства и всякого унижения низших классов». Несколько положений «Статута» устанавливают строгие правила конспирации: «…ежели бы какой член потерпел гонение и даже мучения за принятые обществом идеи, то, по данной присяге, он не выдает никого из членов, своих собратий. Каждый член общества может принять нового члена общества без необходимости сообщать ему об именах прочих членов».

Костомарова заключили в Петропавловскую крепость, где он провел около года, затем его «перевели на службу» в Саратов — то есть фактически отправили в ссылку, под надзор полиции, ему воспрещалось преподавать и издавать свои работы. Клеймо неблагонадежного преследовало историка еще долгие годы. Но в конце концов его блестящие исследования, книги и публичные лекции принесли всероссийскую славу и высокое положение в обществе.

Почему же, пройдя такой непростой жизненный путь, маститый профессор написал реакционное, как сказали бы советские идеологи, произведение, направленное против революционных преобразований в принципе?