Дело о смерти фрейлины (СИ)

— Только о своём хозяине, каком-то то ли графе, то ли маркизе… Он надеялся, что тот, узнав об этом недоразумении, вмешается и вызволит его. Но тот то ли не узнал, то ли не посчитал возможным вмешаться. Ещё он говорил о невесте. Все здесь ходили слушать, как он расписывал её красоту и добродетели. Но после суда он уже яростно проклинал её и грозился отомстить.

— Остались ли здесь заключённые, с которыми он сидел тогда?

— А как же! Все здесь. Только старый барон Дюбуа умер, ну, тот, что в гневе задушил жену и падчерицу. Остальные здесь. Я, видите ли, ваша светлость, чисто из жалости посадил его к людям приличным, которые не буянят и не склонны к жестокости. Здесь ведь у нас сидят всякие, некоторые не из бедных, им предоставляются камеры получше и за известную сумму они могут получать хорошее питание и даже вино, им доставляют свечи, бумагу, письменные принадлежности и книги. Есть и те, что победнее, но не теряют человеческий облик. С ними приятно иногда поговорить. Время здесь тянется медленно, и хороший собеседник порой дороже золота. Я стараюсь садить их вместе, и только если чувствую, что отношения между ними начинают накаляться, перевожу в другую камеру. Впрочем, таких немного, — он махнул рукой, приглашая барона следовать за собой, и пошёл по длинному тёмному коридору, по сторонам которого темнели чёрные двери с небольшими окошками. — Остальные прямо звери. Тут у нас сидят убийцы, разбойники, мошенники, покусившиеся на королевскую казну. Есть несколько дам, которые хуже любого мужчины, даже детоубийца мадам Эрсан, которая нанималась нянькой и убивала детишек. По мне б её лучше казнить было, но суд состоялся в дни празднования юбилея короля Франциска и он её вроде как помиловал.

Коридор казался Марку бесконечным, от него в стороны отходили ответвления. Откуда-то слышались крики и брань, а потом вдруг совсем рядом раздался протяжный вой, от которого у него по телу пробежала дрожь. Дюкре остановился и, достав из-за пояса дубинку, заколотил ею по ближайшей двери. Вой тут же смолк.

— То-то же… — проворчал тюремщик. — Это кавалер де Монтель, осуждённый за измену и шпионаж в пользу алкорцев. Он почти сразу как оказался здесь, тронулся умом, вот и воет иногда. Не обращайте внимания, ваша светлость. Мы почти пришли, — он остановился у очередной двери и отцепил от пояса большое кольцо с множеством ключей. Перебирая их, он пояснил: — Я поселил того рыцаря в камеру к барону Дюбуа и книжнику Мартену. Книжник в целом человек безобидный, философского склада ума, но в какой-то момент на него нашло помрачение и он зарезал своего приятеля, не сойдясь с ним во взглядах на какое-то древнее учение. А после зарезал и его жену, а потом и тёщу, которая пыталась вступиться за дочь. После он раскаялся и потому смертную казнь ему заменили пожизненным тюремным заключением. Третьим в тот момент в камере был господин Д’Олонь, зарезавший двух приятелей, но пытавшийся выдать это за честный поединок, что очень возмутило короля Франциска. Он признал свою вину и тем самым спас себе жизнь, остаток которой проводит здесь. Входите, ваша светлость.

Камера была небольшой, но довольно чистой, у стен стояли четыре кровати, а между ними — стол и четыре табурета. За столом в этот час сидел пожилой мужчина в потёртой мантии с длинными, почти до пояса седыми волосами, заплетёнными в косичку. Его лысину едва прикрывала чёрная шапочка. Он читал книгу, которая, судя по её растрепанному виду, была куплена на ярмарке и сменила уже не одного владельца. Ещё двое мужчин устроились на кровати и играли в кости, и четвёртый обитатель камеры, мужчина помоложе, но тоже с длинными волосами и бородой лежал на кровати, задумчиво глядя в потолок.

— Его светлость барон де Сегюр желает задать вам несколько вопросов! — провозгласил Дюкре с пафосом герольда, возвещающего о прибытии короля.

Присутствующие в камере встрепенулись и взглянули на гостя.

— Кто из вас Мартен, кто Д’Олонь? — спросил Марк и, подойдя к столу сел на свободный табурет.

Книжник тут же отложил свою книгу, а Д’Олонь развернулся к нему и спустил ноги с кровати. Марк снова задал им вопрос о Матисе де Серро.

— Я помню его, — кивнул книжник с печалью, — несчастный наивный юноша. Он был так влюблён в ту девицу! Он только о ней и говорил, мечтал, что всё разъяснится, они поженятся, и он увезёт её в Вермодуа, подальше от её алчного отца. Увы, она оказалась очень нехорошей женщиной…

— Стервой она была! — перебил его Д’Олонь. — Я вам скажу, господин барон! Парень был юн и невинен, полон благородных идей и радужных надежд, а она просто оговорила его, чтоб стать наложницей короля. Мне что, хуже не будет, потому я называю вещи своими именами! Он уходил на суд окрылённый уверенностью, что больше не вернётся сюда, простился с нами и пожелал всего наилучшего. А спустя несколько часов его привели обратно. Он был в ярости и отчаянии. Кажется, он готов был убить и её, и папашу! Какое вероломство, обвинить этого несчастного в том, чего он не делал!