— Как вы поняли, что он лжёт? Нет, я заметил, что он путается, не помнит, сколько ему было лет, когда он попал в плен, где находится поместье его сеньора, не стал называть точно место, где его держали в плену. Вообще, скользкий тип. Но в чём же он солгал?
— В том, что служил Дюбарри, — ответил Марк. — Суть даже не том, что он не знает, где его владения. Он не был в составе его отряда, и хоть и видел его, но это было уже после войны.
— Как вы это поняли? — не унимался Эдам.
— Ты слышал о штурме Мальмезона? Нет? Все помнят триумфальное взятие Бламонта в конце войны, увенчавшее собой победу Армана над алкорцами, но первые победы помнят только те, кто их одержал. На наших границах с луаром стоит цепь небольших приграничных крепостей, которые раньше то и дело переходили из рук в руки. Все войны всегда начинались с того, что одна из сторон пыталась взять их все под свой контроль. Но Арман, имевший вполне чёткий план военной кампании, решил не распылять силы и взять только три крепости, которые имели тогда для нас стратегическое значение, причём сделать это малыми силами, рассчитывая на эффект внезапности. Он вызвал к себе трёх своих молодых баронов и поручил им взять: Анрак — Аллару, Бренон — де Морену и Мальмезон — Дюбарри. Тот незадолго до войны похоронил отца и надел баронскую корону, Мальмезон был его первой в жизни военной победой. Он блестяще провёл штурм и овладел крепостью, сохранив большую часть своих людей. Именно в честь этой победы он поместил на своём личном гербе знак башни. Таким образом, если де Перрен был его подчинённым в той кампании, этот штурм он должен был запомнить, поскольку являлся его участником. Именно с этих трёх побед молодых баронов началась война, то есть, если де Перрен выпросил отпуск до этого, то это случилось до начала войны. Почему он утверждает, что участвовал в ней и попал в плен?
— Значит, до войны на гербе Дюббари не было башен?
— Ни одной. Их нет и на гербе рода, но он поместил их на свой личный герб. Вторая — за удачную кавалерийскую атаку, переломившую ход сражения в Зелёном доле, а третья за участие в штурме Бламонта. Кстати, именно тогда, захватив со своими людьми одну из башен и ведя бой на крепостной стене, он был ранен мечом в голову. Он двое суток был в беспамятстве, и мы все уже думали, что потеряли его, но он очнулся, и, слава богам, в своём уме. Только к тому времени его чёрные как смоль волосы побелели, а на лбу остался глубокий шрам. Это случилось в самом конце войны. Таким образом, если де Перрен покинул его раньше штурма Бламонта, то он не мог знать, что Дюббари поседел и имеет шрам на лбу. К тому же в начале войны Дюбарри не было и тридцати лет, но он сказал, что ему было тридцать пять. Нет, он видел его уже после войны, скорее всего, когда тот навещал графа Вермодуа, тоже участвовавшего в той кампании. Они были старше нас и держались слегка отстранённо. У старших был свой круг, в который входили Дюббари и Вермодуа.
— Но, выходит, он вообще не участвовал в той войне, если не знает таких вещей? Почему же? Ведь он рыцарь и был уже в том возрасте, в котором не игнорируют войну.
— Я полагаю, что он моложе, просто выглядит старше. Если ему, как он говорит, тридцать шесть, то в начале войны ему было двадцать семь, а не двадцать четыре. В любом случае, это уже воин, который не может избегать военной службы без ущерба для своей чести. Другое дело, если ему, как я полагаю, сейчас двадцать пять, тогда ему было шестнадцать. Возраст, когда участие в войне возможно, но не обязательно. Де Серро упоминал в разговоре со своими сокамерниками, что брал уроки у учителей графских отпрысков, значит, скорее всего, служил не самому графу, а был приставлен к его детям, и когда Вермодуа ушёл на войну, он остался в поместье и прибыл к хозяину позже, когда пора было начинать службу. То, что он побаивался рыцарей, сопровождавших графа на войне, тоже говорит о том, что он в ней не участвовал. Ты по себе знаешь, как война повышает уверенность в себе и духовные силы.
— Но почему он назвал имя Дюббари, а не самого Вермодуа?
— Люди Вермодуа могут его опознать. Дюбарри он назвал потому, что тот сейчас в луаре, и он видел его после войны, то есть может подкрепить свою ложь частичкой правды. Но если этой частички хватило для аптекаря Меро, то для меня этого явно недостаточно. Я знаю, что он не де Перрен, почти уверен, что он — де Серро, но, если я с лёгкостью могу доказать первое, я понятия не имею, как доказать второе.
— Я уверен, что вы придумаете! — заявил Эдам. — Хотите, я пойду и разузнаю о его прошлом? Ведь он не с неба упал! Он где-то жил до того, как переехал к Меро, с кем-то общался. У него довольно приметная внешность. Ну, разрешите, ваше сиятельство! — под конец проныл оруженосец, с мольбой глядя на хозяина.
— Ладно, отправляйся, — кивнул тот. — Может, что-нибудь найдёшь.
Эдам радостно кивнул и, проезжая очередной переулок, свернул туда. Его место рядом с Марком тут же занял Шарль, предпочитавший хранить озабоченное молчание.