Действительно, бывшие и сами еле двигались. Каждое тело они укладывали на носилки, и, вчетвером, несли их, сгибаясь под тяжестью.
— В башню складываете?
— Ага. Земля теперь мерзлая, а мрут — штабелями. Весной пообтает землица, тогда, может, и закопают. Или в реку побросают, ракам на радость…
Арехин прошел в ворота.
Короткий проход, и он оказался в большом зале. В полутьме видны были тела, уложенные вдоль одной из стен, но не рядком, а штабелем. Правильно, их много будет, тел. Тысячи.
Знал бы Брюс…
Арехин начал подниматься. Лестница шла вдоль башенной стены, мимо окон, частью и разбитых, сквозь которые внутрь залетал снег. Да, мороз теперь не помеха, напротив. Но мог ли Оленев что-нибудь делать на морозе?
Он добрался до самого верха, толкнул дверь.
— Здравствуйте, Александр Александрович, Еще немного, и вы бы меня не застали.
Голос, бодрый, энергичный, принадлежал господину лет шестидесяти. Господин в потертой шубе сидел в старинном кресле, протянув ноги к маленькой переносной печурке-жаровне.
Угли в жаровне еле тлели.
— Вы меня знаете, — медленно проговорил Арехин.
— Разумеется, маэстро.
— А я вас видел в мае 1914 года, — продолжил Арехин. — Вы, господин Нонейм, играли против меня французскую защиту в партии-блиц, и на двадцать шестом ходу я проиграл по времени.
— Да, часы были неисправны, минутная стрелка разом прыгнула на три деления, — подтвердил господин в потертой шубе, вставая с кресла. — Мне просто повезло.
— И вы ждали меня здесь, чтобы дать мне возможность отыграться?
— Нет, нет, маэстро. Просто я хотел вернуть вам то, в чем надобность отпала.
— А именно?
— Слезы Амона.
— Извините?
— Слезы Амона — это рубины.
— Ах, рубины…
— Да.
— Хорошо, давайте их.
— Для этого нам придется спуститься в подвал.
— Они в подвале?
— Именно.
— В подвале и установка инженера Оленева?
— Я не ошибся, предполагая, что вам удастся дойти до сути. Да, она в подвале.
Спускаться вниз было легче, чем подниматься, но Арехин не торопился. Не хотелось, чтобы минутная стрелка опять дернулась, и флажок коварно упал.
Из окна было видно вечернее небо. Развиднелось. Солнце, наконец, скрылось, и над Москвою начала густеть тьма. На востоке зрел багровый нарыв. Луна встает. Полная луна да еще в снежную ночь стоит тысячи фонарей.
Господин тоже на минуту задержался у окна. Вид луны, казалось, вполне удовлетворил его.
Они прошли мимо трупов, дошли до неприметной железной двери.
Господин ударил тростью в дверь.
— Кто стучит? — раздался голос изнутри.
— Открывай, если не замерз.
— Я не замерз, я тепрый, — дверца приоткрылась. Это она с виду неказистая, а на деле в дюйм толщиной.
Они зашли внутрь. На крохотной площадке их ждал человек с фонарем. Азиат.
— Веди, — сказал ему Нонейм.
Тридцать ступенек. Сорок. Пятьдесят. Сто. И еще, и еще. Однако. Похоже, башня одинаково простирается и вверх, и вниз.
Они остановились перед другой дверью, опять железной. Железной снаружи, изнутри же был прикреплен свинцовый лист. Ага, вот он куда шел, старый свинец инженера Оленева. Верно, и Гроцкий тоже руку приложил.
Подземелье все было обшито свинцовыми листами — и стены, и потолок, и даже пол.
Посреди подземелье возвышался небольшой помост. Пятиугольный.
И всё.
— Это и есть… машина перемещения инженера Оленева?
— Нет. Это пристань, откуда машина ушла в плавание.
— На Марс? — не удержался Арехин.
— Инженер Оленев полагает, что на Марс.
— А вы?
— Я? Я просто немного помог Оленеву, только и всего. Как инженер инженеру, — Нонейм едва заметно заикался. Волнуется?
— Ограбление этой ночью — ваша работа?
— Не совсем ограбление, но — моя. Тряхнули стариной, — немного смущенно улыбнулся Нонейм.
— Вот как, значит, инженеры друг другу помогают.
Нонейм только покачал головой.
— Во всяком случае, я все возвращаю, — и он протянул Арехину раскрытую ладонь, на которой лежали два рубина.
— Признаюсь, я думал, что они, рубины — неотъемлемая часть Машины Пространства, — сказал Арехин.
— Машины Пространства? Хорошо сказано. Да, без них Оленин вернуться не сможет, если не найдет что-либо подобное на Марсе. Впрочем, он и с ними вернуться не смог бы. Камни действуют раз в несколько лет. Как лейденская банка: сначала накопит энергию, потом — паф, а затем снова копи.
— Но как же Оленев…
— Попадет обратно сюда, вы хотели спросить? Но он и не строит таких планов. Его желание — увидеть Марс и умереть.
— Да… — только и сказал Арехин.
— Так уж сложилось. Гибель семьи, тайны, открывшиеся перед ним…
— Тайны?
— Инженер Оленев отчего-то считал, что революция произошла не без влияния извне.
— Ленин — немецкий шпион? Это глупо.
— Положим, немецкие денежки подмазали колеса паровоза революции.
Арехин промолчал. Всё паровоз, да паровоз…
— Но инженер Оленев пошел куда дальше. Он считает — или считал, тут не скажешь наверное, — что причина всему — марсиане. Из-за них война началась, а все остальное — следствие. И Распутин был марсианином, и другие.
— Ленин?
— Нет, вряд ли. Кто-нибудь из его окружения. Вот он и решил отправиться на Марс — отомстить.
— Вы тоже считаете — марсиане?
Нонейм покачал седой головой.