Дело о светящихся попрыгунчиках

— Нет, Александр, не нужно. Транспорт и здесь пригодится. Мало ли что. К тому же мы ведь расследуем это дело не по приказу, а по блату.

— По блату?

— Вот этот листок, Александр, на котором запечатлена записка нашего уважаемого наркома, называется по-немецки «блат». Сделать что-нибудь по личной просьбе наркома и значит — сделать по блату. Ну там брюки выдать ходатаю, голову сыра, жилплощадь. Нам выпало вернуть Матильде Палиньской украденные драгоценности. Постараемся оправдать оказанное нам высокое доверие…

Орехина слова про доверие ободрили и обрадовали. Вера!

Пять минут спустя они вышли из особняка МУСа. Зима пришла с метелями, снегу намело вдоволь, но не зря Орехин работал с бебе — и пройти, и проехать к МУСу было свободно, удобно. Ненадолго — новый снег падал с неба, но ведь никуда бебе не денутся. Очистят снова. А потом опять. Жаль только, «паккарда» не было. Ладно, пустое. Слишком приметное авто — «паккард».

Арехин махнул рукой, подзывая, кучер тронул вожжи, и пара вороных живо подкатили санный экипаж.

— Это… Это опять вам дали… обкатать? — спросил Орехин, невольно касаясь кобуры с неразлучным «маузером».

— Не совсем, — вдаваться в подробности Арехин не стал. — К Матильде Палиньской, пожалуйста.

Ехать в санях было приятно и тепло: под полостью в ногах стоял железный ящик с углями. Печурка для ног. Немецкое изобретение. Пару брикетов угля положить, древесного, и тот тлеет весь день. Ноги в тепле — и весь не зябнешь.

— А кто это — Матильда Палиньская? И кто написал письмо, которое блат по-немецки, товарищу Оболикшто?

— Быстро схватываешь. Письмо написал наш дорогой нарком, фамилия которого начинается на «Л».

— «Л» и я заметил. Неужели это сам товарищ…

— Луначарский, — докончил фразу Арехин. — Нарком просвещения. А Матильда Палиньская — звезда драматической сцены. Прежде, до революции, было две Матильды, две звезды — одна в Санкт-Петербурге, Кшесинская, балерина, другая в Москве, в Малом театре, Палиньская. Соперничали они косвенно, все-таки разные таланты — балерина и драматическая актриса. Однако каждый город горой стоял за свою Матильду. В февральскую Кшесинская уехала, а Палиньская осталась. Теперь играет в революционных, красных спектаклях, и никаких споров, кто ярче, нет.

— Ага, — Орехину сказанного было довольно. Театралом он явно не был. Арехин, впрочем, тоже. До войны он несколько раз ходил в театры — Художественный, Малый, Корша, — но происходящее на сцене казалось слишком искусственным, даже фальшивым. Читать — другое дело. На бумаге пиэссы Ибсена, Чехова, даже Горького не вызывали никакого отторжения. Видно, труппа собственного воображения играет лучше, нежели в самом знаменитом театре. Потом был театр военных действий, где лилась настоящая кровь. Сейчас — служба, настолько сложная, что сценические сюжеты казались таблицей умножения. Главное же: и тогда, и теперь у него была Своя Игра.

3

Если около МУСа снег был расчищен отлично, то на остальных улицах в лучшем случае посредственно, а то и просто плохо. Или вообще никак. Авто, пожалуй, и завязнуть может в сугробе. Нет, сани снежной зимой, без сомнения, лучше, особенно если лошади здоровы, крепки и сыты — вот как эта пара.

Сани подъехали к Дому Актера. Актеры съехались сюда со всей Москвы и жили коммуной. Свои преимущества: уходит меньше дров, всегда полуголоден, но не голоден смертельно, опять же с обысками ходили к ним редко, а в последнее время вовсе не ходили.

Матильда Палиньская, понятно, жила немножечко иначе: и квартира была в другом подъезде, и хозяйство отдельное, и еще много тонкостей, необходимых для хорошей революционной игры нашей «красной звезды», как написал о Матильде критик в газете «Правда».

Дорожка к подъезду оказалась расчищенной почти как у МУСа. Искусство — великая сила, нельзя не признать…

И даже парадный ход не был заколочен. Хотя по виду стремительно приближался к ходу черному. Времена такие. Сложные времена. Суровые.

Жила Матильда Палиньская в бельэтаже. Дверь тяжелая, крепкая, и — кнопочка звонка. Арехин в сомнении нажал на кнопочку. Напрасно сомневался — за дверью негромко, но отчетливо зазвенело. Он подождал пять секунд, десять. На пятнадцатой женский голос спросил прямо и безыскусно, кого черти принесли.

— Нам нужно повидать гражданку Палиньскую, — ровно, без эмоций ответил Арехин. Матильда Даниловна спят и прежде, чем в пятом часу, не проснутся, ответили с обратной стороны двери.

— Доложите Матильде Даниловне, что я по поводу бриллиантов. Из уголовного сыска, — столь же бесстрастно продолжил Арехин. Бриллианты, они умирающего на ноги поставить могут. А живую актрису… К тому же Арехин был уверен, что Палиньская спать еще и не ложилась. Время позднее, почти восемь утра, однако учитывая события этой ночи…