Дело о взбесившемся враче (Агентство 'Золотая пуля' - Сборник новелл)

- В РУБОПе сидят такие же ущербные люди, как и в вашем Агентстве!истерически завопил Голяк.- Вы завидуете мне, моему таланту, моему везению... Вы никогда не задавались вопросом - почему я все время остаюсь жив, почему меня не берут ни пули, ни яды?

Да потому что Господь все видит и решает по справедливости! Я никогда не был сутенером, потому что я не получал от шлюх деньги...

- Ну хочешь,- подошел сзади Обнорский,- мы напишем статью под заголовком: "Голяк - не сутенер"?

- Вы только и можете меня подъебывать, потому что вы ущербные и жалкие лицемеры!- взвился Голяк, едва не рухнул на пол и, пойманный на лету дюжими охранниками, покинул Агентство с криком: - Вы еще узнаете, кто такой Голяк!

Час от часу не легче... Сидя перед компьютером, я глушил одну чашку кофе за другой. Но мысли витали вокруг вчерашних событий - встреча с Измаиловичем, сгоревший "пассат", разговор с операми в кафе. Если я знаю, где цыгане-люли разбили свой табор, то что мне мешает в очередной раз вспомнить о своей первой профессии - драматического актера? Почему бы не внедриться?.. Стоп-стоп, что за бред... Как - внедриться? Прикинуться цыганом-люли, отбившимся от табора?

Вовсе нет. Говорят, цыгане - гостеприимные люди и принимают в свои ряды кого угодно. Был даже фильм такой, "Гаджо", где музыкант в исполнении артиста Бехтерева покидал свою питерскую квартиру-трущобу, бросал работу и уходил в табор. Но то - наши цыгане, ромулы. А эти - таджикские, люли. Наши цыгане их вообще за цыган не считают. Вспомнить, как они с Измаиловичем себя повели... Менты к ним точно не сунутся. Во-первых, весь табор они задержать не смогут - места ни в одном изоляторе не хватит. Во-вторых, те сразу прикинутся, что русского языка не знают. А где у нас найдешь переводчика с люли?

Менты к ним не сунутся. А вот я...

Почему бы и нет! Где страсть актера к переодеванию? Она всегда при мне.

***

- Ты спятил, Соболин,- повторяла Аня, доставая из стенного шкафа в прихожей наши старые дачные шмотки.- Ну какой ты бродяга? Посмотрел бы на свой живот. И на щеки - со спины ж видать!

- Ну уж, не так чтобы со спины,- обескураженно оглядел я себя в зеркале.- И потом, я вовсе не бродяга. Просто я поссорился с женой, жить мне негде. Денег на гостиницу нет. И подумал - почему бы в таборе не перекантоваться?

- Ох, Соболин,- вздохнула жена.- Ну а зачем тебе это надо? Давно приключений не было? Вспомни, как тебя нелегкая понесла в клуб к братьям Карпенко. Чем дело закончилось? Больницей. А ты мне здоровый нужен, Володя...

Мне и Антошке.

- Знаешь, Анют, а вот что касается склонности к авантюризму, то еще неизвестно, кто из нас лидирует! Вспомни, как прошлой зимой ты для нас ночную экскурсию в Рыбацкое организовала... Как мы армян освобождали, Жоре Армавирскому зачем-то помогли. Зачем, спрашивается? Он на свободу вышел - и вот, говорят, Гиви Вертухадзе заказал.

- Это неправда,- тихо произнесла Аня и прикрыла глаза.

- Как неправда? Ань, ты опять что-то знаешь?

- Нет,- сказала жена после паузы.- Просто мне кажется, что это не он.

- Вот и я говорю, Аня, что это Дед Омар! Знаешь, почему?

Минут пять я развивал перед женой свою теорию о киллерах-огнепоклонниках, но она слушала вполуха.

- Нет, Соболин, не пущу,- решительно сказала она.

- Аня! Ну, Аня...- обнял я супругу.- Значит, так, Обнорскому объясни, что я беру три дня за свой счет.

С Шахом я договорился, он меня заменит. Если через три дня я не объявлюсь и не позвоню - ну тогда что ж...

Тогда докладывай обо всем Обнорскому.

- Поужинай как следует,- вздохнула Аня.

Уплетая котлеты, я вновь подумал - как мне все-таки повезло с женой. Умная, заботливая, красивая. А самое главное - верная. Господи, хоть бы изменила она мне разок, мне б не так стыдно было за все свои амурные похождения...

Но я быстро отогнал от себя нелепую мысль: верна - и слава Богу.

На мне были старые протертые джинсы, свитер, дождевик. В кармане - сто рублей. И никаких документов.

Аня помахала мне рукой из окна.

Я поднял руку в ответ. В груди защемило.

***

Худой изможденный люли в алом халате играл на губной гармонике, а парень с девушкой отплясывали вокруг костра. Женщины, дети, старики - все они весело хлопали и подпевали. Какой-то индийский мотив, что-то надоедливое, протяжное, нескончаемое...

Почему-то на меня не обратили внимания. Я стоял минут пятнадцать, хлопал в ладоши и выкрикивал танцующим ободряющие возгласы. Наконец мне дали шашлык на бумажной тарелке и пластиковый стакан с красным вином.

Я присел на краешек скамейки. Люли продолжали веселиться.

Появилась гитара. Пышноусый крепыш наяривал зажигательные мелодии.

Подпеть я не мог, поскольку не владел языками. Но когда невысокая стройная цыганка с распущенными волосами, с огромными миндалевидными глазами, запела вдруг по-русски: "Ехали на тройке с бубенцами..." - я понял, что наступил мой выход. Подхватил сперва негромко, затем сильнее - и вдруг у нас возник превосходный дуэт... Я давно не пел так вдохновенно. И главное, всегда попадал в мелодию, хотя часто грешу обратным. Нам аплодировали.

Цыганка смотрела на меня смеющимися глазами.