Дело о замоскворецком упыре

Они подошли к воротам. Те, как и положено, были заперты. Позвали дежурного. Подошел человек, в темноте не разберешь, из бывших или пролетарий.

— Что вам угодно? — спросил дежурный. Ясно, бывший.

— Уголовный сыск, — ответил Арехин. Хорошо ответил, по-нашенски. А то бы начал политесы разводить — будьте любезны, милстидарь… Неловко.

— Разрешите взглянуть на документ?

— Маузер наш документ. Показать?

Тоже правильно, тоже по-нашенски.

— Нет нужды, — ответил дежурный, и в воротах открылась дверь. — Какая нам, собственно, разница.

Это он на что намекает?

Но Арехин внимания не обратил, шагнул в ворота, прошел арку и очутился во дворе.

— Двор этого дома и сорокового бок о бок. Заборчик деревянный прежде был, да на дрова растащили.

Ага, ясно.

Узнав, что им нужен соседний дом, дежурный вздохнул с облегчением. Что толку в таком дежурном? Оружия у него нет, придут бандиты, что делать будет?

А ничего, если жить хочет. Откроет ворота, и только. Как им открыл.

Двором они подошли к сороковому дому. Тут дежурного не было — то ли у ворот стоит, то ли вовсе нет, дом маленький, жильцы старенькие.

— Из подвала есть два хода. Один обычный, через дом. Другой — через погреба.

Действительно, во дворе поодаль был вход в погреба, закрытый, впрочем, на замок.

— Изнутри снимет дверку с петли, секундное дело — и все, — шепотом объяснил Арехин.

Хитро.

— Вас я бы попросил остаться здесь, — сказал он Лютову и товарищу Оболикшто. — Преступник наверняка будет выбираться этим ходом. А я с Александром пойду в дом. Не думаю, что у преступника есть сообщники.

— А хоть и есть, — равнодушно сказал Лютов. — Патронов на всех хватит…

Товарищ Оболикшто не сказал ничего, только маузер достал из кобуры. И правильно. Чего трепаться. За него маузер скажет.

Черный ход на ночь заперли, но ни стучать, ни ломиться Арехин не стал. Вытащил набор отмычек, немножко поколдовал, дверь и открылась. Ай да тезка!

Налаживали они электричество, налаживали, а темнота осталась. Не жгли электричества зазря, берегли. Правильно берегли, но в эту ночь могли бы и побаловать себя светом.

Не стали. Ну и ладно.

9

После болезни — той, детской, — Арехин удивлялся, отчего это другие в темноте видят плохо или вовсе не видят. Повзрослев, у Жюля Верна вычитал учёное слово «никталоп». Звучит обидно, вроде остолопа, а означает совсем другое — способность видеть ночью. У кошек, сов, волков встречается сплошь и рядом, а у людей редко. Он о своей способности помалкивал, еще будут котом дразнить: Тиша, Тиш, поймай мышь!

Но сейчас он был не один, и потому следовало позаботиться об освещении. Проще всего было щелкнуть выключателем, но он предпочел способ более традиционный: достал свечу и зажег. Свеча у него была с собою, в футляре дорогой сигары, чтобы не сломалась, не покривилась.

Горящую свечу он передал тезке Он. Пусть хоть одна рука у того будет занята. Сам Арехин шёл тихо, почти бесшумно, американские ботинки на каучуковой подошве позволяли, но тезка топал за двоих. Сапоги есть сапоги.

Они спустились вниз. Наверху, верно, вздохнули с облегчением — не к ним. Если что услышали. Могли и не услышать — дом крепкий, стены, перекрытия толстые, добрые. Даже внутренние двери, он обратил внимание, дубовые. Старая работа.

Внизу беспокоить было некого — за исключением жильца квартиры ноль пять. Но они к нему и шли. Внезапность и натиск? Нет, спокойствие и уверенность. Они — представители власти, а не налетчики.

Дверь оказалась запертой изнутри. Он днем заметил — засов крепкий, да крюк.

Перед дверью остановились, постояли, прислушиваясь. Слух у Арехина был под стать зрению, кошачий. Никого за дверью нет.

Он, собственно, этого и ждал. Достал проволоку, просунул в щель, повозился немного. Сначала крюк откинул, потом отодвинул засов. Простенький, дворнику запираться не от кого.

Дверь открылась тихонько. Петли смазаны. Жилец постарался. Для уюта, чтобы соседей не беспокоить. Хотя соседей в полуподвале у него и не было никаких. Деликатность чувств, тонкое воспитание. Или просто — предосторожность. Жилец отсутствовал. Куда ушел? В другую дверь, которую отодвинутый шкаф теперь не загораживал.

От электрической розетки тянулся провод, уходящий в слегка приоткрытую дверь Арехин пригляделся. Удлинитель, и хороший удлинитель, лучше проводки.

Он распахнул дверь пошире. Тьма та же, если не гуще — здесь окон не было вовсе. Зато тишина утратила целостность. Слышались не звуки, нет, только намеки, смутные даже для очень чуткого уха.

И доносились они снизу.

В дальнем углу комнаты обнаружилась идущая вниз винтовая лестница. Железная. Ну, ну.

Арехин начал спускаться, следом, чуть ли не буквально становясь на голову, шел тезка Он.

Если квартира ноль пять располагалась в полуподвале, то теперь они были в полутораподвале. А то и ниже — лестница была в тридцать восемь ступенек.