Дело о железном змее (ЛП)

Первая нить серого на восточном горизонте была серебряной лентой под тяжелой дверью чернил. Она ускорила Хлороса, и пригород внизу тянулся как черное масло на влажной тарелке. Всадница склонилась, шлем с шипами кивал, плечи в броне дрожали от усилий. Дверь ее Дисциплины закрывалась, и она не могла это остановить.

Прилив мертвых, что обрамлял ее в темном небе, был как пена на морских волнах. Они поднимались дымом из могил и ям в тени Хлороса и Всадницы, реки дыма присоединялись к ним. Они ехали на том, что отдаленно напоминало лошадей, или бежали по воздуху, духи были целыми, как при жизни, или ужасно обезображенными, как было в смерти. Утопленники, убитые, потерянные, умершие от голода бежали за Хлоросом.

Потому Эндор опасались. Кто доверял бы мужчине или женщине, собравшей такую толпу? Или Главному, что мог вызвать Хлороса?

Бледная Лошадь бросилась вниз. Серебряная лента на востоке стала серой бахромой. Она прогоняла реки мертвых, касалась сшитой плоти лошади. Броня пыталась защитить волшебную кожу.

«Не важно. Конец близко».

И сознание вернулось Всаднице. Она мгновение колебалась, дрожа, на пороге, безымянная и нерешительная. Казалось, она ехала вечность, следовала за следами предательства на крыльях грифона. Он знал, что она преследовала? Возможно, она была такой громкой, что было слышно в нескольких графствах от нее.

Между ударами сердца она миновала дверь, память была чашкой, которую нужно было наполнить. Даже разум волшебника не мог терпеть такое. Лучше забыть поскорее.

Белый меч появился на восточном горизонте. Серый свет усиливался, шумел волны. Хлорос, понимая ее человеческие нужды, ускорился. Он был изящным даже в отчаянной гонке, броня, плоть, кости и металл становились чистым эфиром. Он взорвался красками, бледными частичками света.

Волна настигла Всадницу, мертвые руки превращались в пар.

Она падала.

Свет солнца. Теплый, как масло, на ее щеках, гладил ее чувствительные глаза за веками. Она лежала на холодной влажности, кусочки впивались в спину, волосы и юбки. Она не осмеливалась открыть глаза, лежала пару мгновений, пыталась уловить все вокруг себя.

Утренняя прохлада, соль моря вдали, металлический привкус реки ближе. Солнечный свет падал узорами, она была под листьями. Слабый ветерок шуршал ими. Что это за звук? Не волны, не грохот земли. Это не топот копыт Хлороса, точно не ее голос.

Крики. Щелканье острых клювов, яростный и высокий голос. Влажная и твердая земля под ней содрогнулась.

«Что?».

Ощущения вернулись. Каждая частичка тела болела. Открытие двери Дисциплины никогда не было легким. Те, чья воля была слаба, могли пострадать, Дисциплина истощала тело и разум. Эмма Бэннон села, быстро моргая, и увидела лохмотья платья, корсет чудом уцелел. Темные кудри выбились, утренняя роса покрывала ее. Слева поднимался каменистый холм, покрытый лозами. С вершины холма доносился этот шум.

Она встала, шатаясь, вырвалась из веток. Ее колени дрожали, она тихо проклинала их. Они заработали, но с трудом. Ее кольца сверкали, Прилив был, пока она лежала без сознания, и в ней был весь заряд волшебной силы. Он жалил, как солнце на уже покрасневшей коже.

Она осмотрела себя. Эмма была целой. Черный камень на горле был ледяным, кольца на онемевших пальцах искрились символами, серьги покачивались у шеи, задевая кожу в росе. Если она не заболела от того, что лежала долго на холодной земле, это будет чудом.

«Там Левеллин, — она встряхнулась и пошла к холму. Тропы не было видно. — О, всегда все плохо. Где я? Бог знает где с безумным Главным наверху и судьбой Британии на кону, и даже тропки поблизости нет».

— Чертов ад, — пробормотала она, другие слова, что были уместнее, тоже срывались с языка, она развернулась по кругу. Звон и вопли над ней усилились.

«Что ж, ничего не поделаешь».

Она добралась среди кустов до холма, ее ладони прижались к грубому камню за мхом и лозами, и она начала взбираться.

Глава тридцать пятая Не трогать контакты

Зигмунд выругался, ударил по лягушачьей голове мехи гаечным ключом. Звон эхом наполнил пещерку. Сияющие камни тускнели.

— Вот. Попробуй.

«Да? Бить ключом? Зигмунд, я разочарован», — Клэр, пристегнутый к груди мехи, вздохнул и встряхнулся. Каждый раз, когда Зиг что-то бил, он боялся, что череп треснет и у него, и он обмякнет в ремнях мехи.

Он сжал кулаки на рукоятях, повернул запястья, чтобы металл соприкасался с его кожей.

— Думаю, сработа…

Золотое сияние вырвалось из круга на его груди. Маленький логический двигатель заработал, и Клэр был так удивлен, что его меха чуть не упала. Загудели конденсаторы. Концентрация Клэра сузилась. Уравнения побежали в его разуме, посылая покалывания по рукам.

«Ха!».

Он решал уравнения. Теперь это было детской игрой, он мог управлять мехой. Он сделал два шага, и машина слушалась, а не боролась, одна невозможность следовала за другой.

В пещере раздавалось гудение. Золотые диски, висящие на грудях обмякших меха, засияли бело-голубым.