Дело о жнеце (ЛП)

— Нет, сэр, не знаю, — прошипел он. — Молитесь, чтобы я не узнал.

— Это угроза, сэр? — он старался звучать менее испуганно.

— Не угроза, человечек, — Микал улыбнулся, и это было жутко. — Предупреждение.

Он пошел по двору.

Хартхелл, кучер, ворковал с лошадьми, и конюх с широкими черными глазами и кривым телом вышел из тени конюшни и поспешил помочь. Звери фыркали, топали, бока сияли, копыта цокали, как колокольчики, высекая из камней искры.

Клэр прислонился к грязному боку кареты. Заморосило, и его нос заполнил едкий запах тумана. Нога болела, голова была полна шума, и он подозревал, что ему плохо.

Немного коки ему поможет. Сначала он переоденется, а потом скажет Людо поспешить…

Но Людо не было, он остался в холодной земле, и кровь колдуньи была на его гробу. Этого, может, неаполитанец и хотел. Лучше было бы сгореть, как делали с воинами язычники в холодных странах.

Глаза Клэра были полны горячих слез. Он спешил в дом, радуясь, что слуги еще не вернулись с кладбища и не видели его в таком состоянии.

Глава восьмая Я просвещу тебя

— К вам посетитель, мэм, — Финч скривился со страхом. Он словно съел лимон, значит, его впечатлял статус гостя… или наоборот.

Эмма убрала от глаз мокрый платок. Ее кабинет был плохо освещен, кожаный диван, на который она рухнула, был слишком твердым. Но это был не пол, и если мебель видела, как она себя вела, какой слабой казалась, она не расскажет.

Как и Финч, и она мягко ответила:

— Я не принимаю, Финч. Спасибо, — полки с книгами в кожаных обложках — все были полезными — хмурились, но огонь в камине приятно согревал.

Финч тихо кашлянул.

«Ясно».

— Хорошая карета следовала за нами от кладбища, — пробормотала она. — Да. Они не передали открытку?

— Нет, мэм.

«Конечно».

— Микал?

— В курсе, мэм.

«Надеюсь, он…».

— Что скажете о карете, мистер Финч? — ее дворецкий казался обычным, но не был глупым. Его не обмануть так просто.

Его скривившееся лицо напряглось, ошейник вдавился в кожу. Ошейник продлевал ему жизнь, но он все равно старел.

— Не карета, а стража. Они следят за всей улицей, мэм.

— Вот как, — они все старели. Северина Нойон порой хромала, старые раны давали о себе знать. Изобель и Кэтрин, когда-то юные девушки, уже не были молодыми, они вышли бы замуж, не будь у нее на службе. Как и Бриджет с Элис. Ей стоило заняться этим.

Жизнь Примы была долгой, это было бременем и без философского камня. Она хотела сделать Клэра вне времени, а еще успокоить совесть.

Но все же…

Финч вернул ее в реальность.

— Они прибыли одновременно с поваром и девушками.

«Они не хотели, чтобы их заметили волшебница или Щит, ведь мы могли ощутить слежку за домом. Я обиделась бы», — она невольно вздохнула.

— Слуги?

— Присутствуют, мэм. Карета хороша, но без украшений. Механические лошади дорогие. Черные как… черные, мэм.

«Как смерть».

— Очень интересно, — она прижала кружевной платок к потному лбу. — Хорошо, я приму только одного человека.

— Мне принести чай?

«Чашечка была бы хороша».

— Нет. Ром. И витэ.

— Да, мэм, — он звучал радостно, хоть знал, что витэ с запахом фиалок испортит желудок хозяйки.

— Спасибо, Финч, — если она угадала насчет кареты, выпивка пригодится.

Не только ей.

— Да, мэм, — повторил он и ушел. Его плечи были расслабленными от осознания, что госпожа понимала ситуацию. Как обычно, ее спокойствие вызывало уверенность у слуг.

Эмма позволила себе с болью вздохнуть.

Конечно, Клэр был… расстроен. Странно, что он не спросил раньше. Для логической машины в отвлекающей плоти он казался… наивным.

Она медленно встала, ладони знакомыми движениями поправили платье. Она опустила вуаль — лицо в слезах и спутанные кудри не были видом, в котором она хотела принимать неприятности.

Быстро моргая, Эмма Бэннон опустила голову и прошла к двери.

Березовая мебель, синие подушки, обои нежно-голубые, как летнее небо. Зеркала тускло сияли, хотя шторы были сдвинуты — полоска сада у каменной стены была не лучшим видом, хотя порой Эмма думала о небольшой иллюзии — может, озеро? Вот только это ослабляло эфирную защиту, хотя стекло отлично помогало строить иллюзию.

Она стояла у холодного камина — без огня в комнате было прохладно. Это отражало ее чувства насчет всего дня, она с тоской посмотрела на диван. Но нет, она хотела преимущество, потому стояла.

Воздух задрожал, дверь открылась.

— Мэм, — прошептал Финч, пропуская гостя вперед.

Фигура в черном и вуали, и показалось, что это отражение. Или дно темного колодца. Но эта женщина была чуть выше Эммы и круглее. Ее черное платье было как у вдов, камни сияли, она убрала вуаль пухлыми пальцами.

Беззвучная вспышка, как молния перед громом, и Эмма сжала губы, а потом скрыла это.

Но она не присела в реверансе. Гордость была грехом волшебницы.

«Может, я научилась ценить себя».