Дело об ожившем мертвеце

Три дня прошло, прежде чем Оливер, кажется, пришёл в себя. Внешне, во всяком случае. В том, что воспоминания о ночи, когда мы нашли его слоняющимся среди могил под проливным дождём, не оставят Оливера до самой смерти, я нисколько не сомневалась. Как и меня саму, впрочем.

Возможностей поговорить с ним о том, что случилось, было у меня немного. Каждый раз, когда мы с Оливером оказывались наедине, сразу же, как по заказу, появлялась мама. Окидывала нас стальным взглядом и спешила увести или услать меня куда-нибудь подальше.

Как только Оливер окреп и поднялся на ноги, папа предложил ему стать своим помощником. Я думаю, что папу до сих пор мучила совесть за ту ошибку, которую он допустил с Оливером, когда чуть не похоронил его. Оливер, в свою очередь, был очень признателен папе, что, само собой, нисколько не удивительно, поскольку идти ему было некуда. Во всяком случае, Оливер не помнил такого места, куда он мог бы пойти от нас. И вот теперь папа уже вовсю вводил Оливера в курс дела, объяснял ему все премудрости похоронного бизнеса. Одели Оливера в старый папин рабочий комбинезон – коричневый, залатанный, слегка великоватый Оливеру, зато очень чисто отстиранный (стараниями мамы, разумеется).

Я молча, не говоря ни слова, наблюдала за папой и Оливером, но внутри у меня при этом всё так и кипело. Хотя мы с Оливером общались нечасто, он мне нравился. Да-да, на самом деле нравился, но при этом мне очень хотелось, чтобы папа и меня замечал почаще. Да, я понимаю, ему давно нужен был помощник, и я всегда пыталась стать для него этой самой ещё одной парой рук. Между прочим, я лучше, чем кто-либо, знала все тонкости похоронных ритуалов, бальзамирования, и в гробах отлично разбиралась. Но вот выпало мне несчастье девчонкой родиться, и потому не нужны были папе мои знания и умения, не желал он меня всерьёз принимать. Сколько бы раз я ни говорила о том, что хочу стать его помощницей, он всегда реагировал одинаково: погладит меня по голове, потом скажет, что я должна жить среди людей, а не с мёртвыми возиться. И всё на этом.

А ведь на самом деле это всего лишь предрассудки. Предрассудки и глупости. Ну почему, скажите, не может женщина быть гробовщиком? Женщина дарит ребёнку жизнь. Так почему бы ей и в последний путь не проводить человека? Всё очень логично было бы, по-моему. Между прочим, я то ли слышала, то ли читала, что в глухих сельских общинах обязанности гробовщика выполняют именно женщины. Пожилые. И уж они-то как никто другой знают всё о жизни и смерти, можете не сомневаться.

Я и маме обо всём этом говорила, но она лишь фыркала в ответ и говорила что-нибудь вроде:

– Кое в чём ты папе можешь помогать, конечно, но становиться гробовщицей? Помилуй, разве это подходящее занятие для молодой леди? Да разве найдётся такой дурак, чтобы на гробовщице жениться?

– Но ты же вышла замуж за гробовщика? – парировала я.

– Не равняй себя со своим папой, Вайолет, – отвечала, покачивая головой, мама.

На этом разговор заканчивался, и меня усаживали за вышивание или ещё какой-нибудь ерундой пытались занять.

Мне было достаточно неприятно знать, что моё место в похоронном бюро со временем займёт Томас. Но он хотя бы мой брат. А взять в помощники, что называется, первого встречного, да не с улицы даже, а с кладбища!.. Прямо из могилы, можно сказать! Нет, это вообще никак в моей голове не укладывалось. Несправедливо. Нечестно.

Короче говоря, спустя недолгое время глаза бы мои на них не смотрели – на папу и его помощника. Чтобы дать выход своим чувствам, я занималась гробами. Полировала деревянные гробы до такого блеска, что в них можно было глядеться как в зеркало. Кроме того, были у нас и металлические гробы, и бархатом обитые, и украшенные замысловатой резьбой тоже. Но больше всего мне нравилось то, что на нашем языке называлось «вечными цветами». Это действительно были цветочки – очень красивые, искусно сделанные из свинца, иногда даже помещённые внутрь стеклянного шара. Прелесть, одним словом.

В тот день стояла ясная погода, и я, закончив полировать очередной гроб, вышла на улицу. Уселась на лавочке под старым дубом, книжку открыла, а Скелет разлёгся у моих ног и принялся сосредоточенно грызть какую-то щепку. В тёплом воздухе пахло дождём.

Я дочитала роман как раз до того места, когда Франкенштейн пытается оживить своего собранного из трупов монстра, когда на моё плечо легла чья-то рука. Разумеется, я вздрогнула от неожиданности и испуганно вскочила на ноги.

А это оказался Оливер.

– Добрый день, мисс, – сказал он.

Скелет оставил в покое недогрызенную щепку и внимательно посмотрел на Оливера, забавно, почти наизнанку вывернув одно своё ухо.

– Ты можешь называть меня просто Вайолет, – ответила я, стараясь добавить голосу больше теплоты и дружелюбия, чем испытывала на самом деле.

Мне показалось, что Оливер почувствовал это.