Дело об убийстве Распутина

Посреди разговора государь неожиданно поднялся, подошел к небольшому столику, на котором лежала семейная Библия, достал лежащий между страниц небольшой листок бумаги, сложенный вчетверо. Развернув, протянул собеседнику. Лист топорщился частоколом неловких, будто бы детских, каракулей. ^{85}

Государь сказал: «Это последнее письмо, писанное мне Григорием Ефимовичем Распутиным. Я тоже не смог сразу разобрать. Сейчас я вам прочту:

«Я пишу это письмо, последнее письмо, что останется от меня в СанктПетербурге. Я предчувствую, что умру еще до 1917 года. Я обращаюсь к Папе, Маме и детям, ко всей Русской земле, что им следует знать и понять…

Если я буду убит обычными убийцами, особенно моими братьями — русскими крестьянами, то ты не должен бояться за своих детей — они будут править в России еще сотни лет. Но если меня убьют бояре и дворяне, если они прольют мою кровь и она останется на руках их, то двадцать пять лет им будет не отмыть моей крови со своих рук. Им придется бежать из России. Братья будут убивать братьев, все будут убивать друг друга, и через двадцать пять лет ни одного дворянина в России не останется.

Царь Русской земли! Если услышишь ты звон погребального колокола по убитому Григорию, то знай: если в моей смерти виновен кто-то из твоих родичей, то скажу: никто из твоей семьи, никто из твоих детей не проживет более двух лет. А если и проживет, то о смерти будет молить Бога, ибо увидит позор и срам Русской земли, пришествие антихриста, нищету и мор, порушенные храмы Божьи, святыни оплеванные, и каждый станет мертвецом…

Русский царь, убит ты будешь русским народом, а сам народ проклят будет и станет орудием дьявола, убивая друг друга и множа смерть по миру…

Три раза по двадцать пять лет будут разбойники черные, слуги антихриста истреблять народ русский и веру православную. И погибнет земля Русская…

И я гибну, погиб уже, и нет меня более среди живых. Молись, молись, будь сильным, думай о своей благословенной семье. Григорий».

И вновь потекли дни.

Время текло…

События текли мимо них, от них уже не завися, и ужасая бывших хозяев земли Русской тем, что все вокруг стало так быстро рушиться, страшно рушиться, и в такое короткое время.

К годовщине гибели Григория Распутина бывшая государыня Александра Федоровна украдкой передала в церкви записочку за упокой души раба Божьего Григория, а во время всенощной положила нательный крест Григория Распутина перед собой.

Глядя на всю свою семью, стоящую стройной шеренгой в церкви, она будет думать о том, какие они все хорошие… «Какие храбрые, какие хорошие… и никогда не жалуются, — такие, как Господь и наш друг хотели бы».

В то время как половина страны винила в их печальной судьбе «антихриста Гришку Распутина», семья бывшего царя видела причину несчастья своего и своей страны в другом.

«Вспоминаю ужасное17е число… и за это тоже страдает Россия. Все должны страдать за все, что сделали, но никто этого не понимает».

Между листами семейной Библии государь бережно хранил последнее письмо Григория Распутина об ужасном будущем, которое ждет Россию и всю его семью. Государь часто перечитывал последнее письмо друга и не верил, не хотел верить, что все исполнится.

«Я твердо верю, что Господь умилосердится над Россиею, усмирит страсти. Я не допускаю мысли, чтобы те ужасы и бедствия, которые всех нас окружают, продолжались долго».

Тик-тик… так-так… тук-тук… стучали часы на столе свергнутого императора. Время Временного правительства истекло. Временная Россия стала Совдепией.

Война закончилась.

Наступил мир. Странный мир… Похабный мир.

«Ни мира, ни войны».

Большевики подписали с Германией Брестский мир. ^{86} Один росчерк пера… и Россия сжалась в ужасе, растеряла бескрайние просторы своих земель. Великая империя стала маленькой… беспомощной, как несправедливо обиженный ребенок.

«Я очень мучаюсь, — пишет Александра Романова, все еще чувствующая себя матерью Русской земли, верной подруге Анне. — Боже, как Родина страдает! Бедная Родина, измучили внутри, а немцы искалечили снаружи… и без боя… во время революции. Если они будут делать порядок в нашей стране, что может быть обиднее и унизительнее? Только бы они не смели разговаривать об этом с нами…» 90

И вот однажды ей показалось, что они посмели.

В апреле, еще до начала весенней распутицы, в Тобольск приехали представители новой российской власти.

Время было плохое — все мысли обитателей дома были устремлены к постели бывшего наследника. Мальчик тяжело заболел.

Бывшему императору было велено немедленно собираться.

…и следовать туда, куда укажут!

Куда должны были везти Николая Романова? Ему не сказали. ^{87}

Но и Николай Романов, и Александра Романова, и дети, и те, кто последовал за ними в тобольскую ссылку, были совершенно убеждены, что государя везут в Москву.