Дело об урановом контейнере - 2

Я взял коробку с миллионом баксов под мышку и пошел знакомой уже дорогой: через мрачноватый тоннель арки, через двор-колодец… из окна на третьем этаже на меня смотрели глаза мертвеца. Двое мужчин в штатском и двое в форме ничего мне не сказали. Пятьдесят две ступеньки вверх… глаз телекамеры… и голос из переговорника:

— Раздевайся, англ.

Я разделся. Сложил одежду на пол.

— Открывай коробку.

И я открыл коробку.

— Высыпай на пол… Я хочу видеть.

Я высыпал на свою куртку миллион баксов. Никаких эмоций я не испытывал — как будто это была туалетная бумага. Сто рулонов туалетной бумаги с водяными знаками и какими-то там хитрыми степенями защиты… От кого? От безумных «Усыновленных Дьяволом»?

— Сложи баксы обратно в коробку. Подойди к двери.

Я небрежно покидал пачки обратно — получилось «с горкой», не так, как у педантичных банковских служащих, подошел. Дверь раскрылась:

— Входи, урод… Быстро!

И снова я встретился глазами с женщиной, привязанной у стены. Ужас в ее глазах, отчаянье, крик… А я стоял и держал в руках идиотскую коробку с американским лимоном. И сам ощущал себя законченным идиотом… А кем еще я мог себя ощущать?

…Лестничная площадка, пятьдесят две ступени вниз, двор, арка, автобус.

* * *

Моего возвращения ждали, ждали информации. Но мне нечем было порадовать собравшихся в автобусе людей.

— Нет, — качнул я головой, — в лучшую сторону не изменилось ничего.

— А я говорил, что путем уступок мы ничего не добьемся, — сказал Валерий Вячеславович. Он сказал это как будто себе, но для меня было очевидно, что его фраза предназначалась в первую очередь для вице-губернатора и должна продемонстрировать решительность и дальновидность Валерия Вячеславовича.

Пока я отсутствовал, состав собравшихся изменился: исчезли мои «коллеги-журналисты», зато появились люди в форме. Один в форме гражданской авиации, двое других — в военной.

— Я не вижу никакой возможности посадить вертолет в непосредственной близости отсюда, — говорил «летун», разглядывая схему. — Здесь просто нет места для посадки «Ми-8» — сплошная застройка.

— А здесь… или, например, здесь? — спрашивал Костин, показывая на схеме. — По-моему, достаточно много места…

— Это по-вашему. А по-нашему — существуют инструкции, обойти которые мы не имеем права… Любой полет над городом, а уж тем более посадка в городской черте — серьезнейший вопрос. Партизанщина недопустима и даже преступна.

Я скромно сел в уголке, ко мне подсел Спиридонов.

— Думаю, — сказал он, — мы уже достаточно вас сегодня поэксплуатировали, Андрей… Поезжайте домой, хлопните сто граммов. По себе знаю, каких нервов все это стоит.

Возможно, я бы и ушел, но вмешался переговорщик:

— Прошу вас остаться, Андрей… Не исключено, что ваша помощь может еще понадобиться. Ежели бандиты сами проявили инициативу, вызвав именно вас для второго контакта, — значит, вам «доверяют». Или, по крайней мере, вы не вызываете у них чувства тревоги, опасности… Возможно, ситуация потребует вашего участия.

Так вот и получилось, что я остался. Спасибо «за доверие», господин Паук. Постараюсь оправдать.

— Здесь? — спросил, глядя на схему, «летун». — Здесь, пожалуй, можно… пустырь большой. Но желательно выехать на место, посмотреть своими глазами. Может, там уже ларьков понаставили…

— Вас отвезут, — ответил Костин. — Вместе с вами поедут наши ребята… им тоже нужно осмотреть место.

Костин, офицер из «Града» и «летун» вышли. На улице заворчал мотор «волги».

* * *

Снова зазвенел телефон, и переговорщик снял трубку.

— Слушаю вас, — сказал он.

— Я — Паук. Сто пачек вашего буржуазного дерьма получил… Вижу, до вас начинает доходить… Теперь нам нужен наш тёмный брат и большая птица.

— Все вопросы будут решены в самое ближайшее время. Вопрос с вертолетом уже практически решен — мы подыскиваем посадочную площадку… Ми-8 — большая машина, во дворе ее не посадишь, верно?

Несколько секунд Паук молчал. Видимо, искал подвоха. Потом спросил:

— А наш брат? Когда вы доставите нашего брата?

— Вопрос решается, Паук… Нам очень трудно убедить московские власти, что вы согласны на диалог. Ведь мы-то выполняем ваши условия, а вы не освобождаете заложников.

— Вертолет и наш брат! Потом — заложники!

— Если бы вы освободили хотя бы женщин, нам было бы гораздо легче вести разговоры и с Москвой, и с Западом.

— Мы, Усыновленные Дьяволом, не видим разницы между Москвой и Западом… Мы, идущие во тьме, не принимаем условий ни Востока, ни Запада. Мы сами ставим условия. Мы ждем нашего брата и птицу. Через час присылай английского слизняка за головой бабы. А будет вертолет — отпущу слизняков в обмен на экипаж. Все! Пошло время…

* * *

— Нельзя им давать вертолета, Александр Петрович, — сказал один из военных — подполковник с петлицами связиста.

— Почему? — спросил вице-губернатор.

— Потому что уйдут… Совершенно не важно, куда они направятся. Если полет осуществлять на малой высоте, средствами ПВО нам будет их не обнаружить. Они могут вынудить экипаж, сесть в любом глухом месте, уничтожить и экипаж, и машину, а затем скрыться.