Дело очаровательного призрака

– Я возражаю, – вскочил Гамильтон Бергер. – Это несущественно, недопустимо в качестве доказательства и не имеет отношения к делу. Перекрестный допрос ведется не должным образом.

– Возражение отклоняется, – постановил судья Моран, не спуская глаз с доктора Оберона.

– Ну… я… нет, я ничего не могу утверждать с определенностью.

– В дальнейшем тело забальзамировали?

– Думаю, да.

– И захоронили?

– Да.

– Доктор, бальзамирование уничтожает следы яда?

– Некоторых ядов – да. Например, цианистый калий полностью нейтрализуется.

– А морфий?

– Морфий – это алкалоид. Он остается в теле на протяжении… ну, нескольких недель.

– Если мы сейчас эксгумируем труп, то будет возможно обнаружить присутствие морфия, если он вводился перед смертью?

– Я считаю, что шансы на это очень неплохие. Да.

Мейсон повернулся к судье Морану:

– Ваша честь, я прошу издать приказ об эксгумации трупа. Я считаю, что в момент смерти Дуглас Хепнер находился под воздействием наркотического вещества, которое было введено ему лицами, державшими его как пленника.

– У вас имеются основания для подобного утверждения?

– Предостаточно. Давайте, например, проанализируем содержимое карманов усопшего. У него забрали все наличные деньги, вынули блокнот с исписанными страницами и положили абсолютно чистый в ту же обложку. В серебряном портсигаре осталось несколько сигарет, но не было ни спичек, ни зажигалки. Другими словами, зажечь сигареты было нечем. Все мужчины также обычно имеют в карманах хоть какой-то нож. Я считаю, что перед смертью Дугласа Хепнера держали где-то против его воли.

– Минутку, минутку! – закричал Гамильтон Бергер. – Это еще одна уловка адвоката защиты, не подтвержденная никакими доказательствами. Просто необоснованное заявление с целью увести нас в сторону. Это нельзя доказать.

– Доказать, конечно, нельзя, когда доказательства хоронят, – заметил Мейсон.

– Даже если мы выясним, что усопшему ввели морфий перед смертью, мы таким образом не докажем то, чего вы добиваетесь, мистер Мейсон, – сказал судья Моран.

– Подобное доказательство встанет в ряд других, которые я намерен представить.

– Решение об эксгумации принимается только в самых крайних случаях, – заявил судья Моран и повернулся к доктору Оберону: – Доктор, вы обратили внимание на эти следы на коже?

– Да, сэр.

– Почему вы решили, что они оставлены иглой шприца?

– Я основывался на внешнем виде руки и проколов кожи. Я подумал, что они оставлены иглой, которую ввели… незадолго до смерти.

– Тогда почему вы не попытались определить, какое вещество было введено усопшему?

– Я… мне велели этого не делать.

– Кто?

– Я позвонил окружному прокурору и сообщил ему о своих находках. Он поинтересовался причиной смерти, и я объяснил, что это пуля тридцать восьмого калибра, оставшаяся в голове усопшего, выпущенная ему в затылок. «Причина смерти у вас есть. Что вам еще нужно?» – сказал мистер Бергер и повесил трубку.

В зале суда воцарилось молчание.

– Я просто старался не перепутать доказательства, – встал со своего места Гамильтон Бергер, – потому что мне прекрасно известно, как хитрые адвокаты цепляются за совсем не относящуюся к делу улику и пытаются превратить ее…

– Тем не менее, – перебил судья Моран, – при сложившихся обстоятельствах патологоанатому следовало разобраться с подобной ситуацией. Разрешите мне задать вам еще несколько вопросов, доктор. Нашли ли вы какие-нибудь доказательства того, что Дуглас Хепнер постоянно принимал наркотические вещества? Другими словами, следы на теле или…

– Нет, сэр. Я очень внимательно осмотрел труп. У наркоманов на теле обычно много следов ввода иглы, причем они напоминают татуировку. Иглу, как правило, дезинфицируют в пламени спички, на ней остается небольшое количество сажи, которая попадает под кожу. На теле Дугласа Хепнера я обнаружил только эти два следа от уколов и несколько небольших кровоподтеков.

Судья Моран в задумчивости почесал подбородок.

– Я считаю, что присяжных следует вывести из зала, пока идет обсуждение этого вопроса, – заявил Гамильтон Бергер.

– Защита имеет право… – начал судья Моран. – Суд берет перерыв для обдумывания сложившегося положения. Мне, конечно, не хотелось бы сейчас закрывать заседание, но тем не менее я переношу слушание на десять часов завтрашнего утра. Мы и так далеко продвинулись. В связи с определенными обстоятельствами, которые я не собираюсь комментировать в настоящий момент, адвокату защиты приходится использовать все права, предоставляемые Конституцией его клиентке.

– Я не думаю, что суду вообще следует что-либо комментировать, – заметил Гамильтон Бергер.

– Согласен с вами, но я просто указываю на некоторые очевидные вещи. Я считаю, что нам необходимо отложить заседание до десяти часов завтрашнего утра, если нет возражений у представителей сторон. У защиты имеются возражения?

– Нет, – ответил Мейсон. – Мы согласны на перенос слушания.