— Это как раз те самые штучки, что так красочно живописует нам Голливуд, — пояснил Ярослав. — «Экзорцист», «Константин» и прочее. А живописует он это дело, как всегда, чуть более красочно, чем оно есть на самом деле. В реальности никто не бегает по потолку и не творит прочей запредельщины. Обычно человек, «одержимый бесами» в христианской традиции, верует сам, и его одержимость заключается в том, что он полностью неадекватно ведет себя с христианской точки зрения: ужасно сквернословит, оскорбляет всех вокруг, священнослужителей ненавидит и боится, оголяет половые органы, норовит вступить в какие-нибудь противоестественные половые отношения — например, с животными. Понятно, почему я называю такие вещи «христиански-психиатрическими»?
— Потому что они все сумасшедшие? — предположила Лена. — На религиозной почве?
— Ну, не совсем. В психотерапии и психиатрии это называется «психосексуальный невроз» — расстройство личности, часть которой упорно подавляется, как правило, с детства. А то, что подавляется, всё время норовит так или иначе вылезти — шила, как говорится, в мешке не утаишь. «Бесноватость» и есть одна из форм проявлений этого подавленного: секса, свободы выражения мнения и тому подобное. Странная и уродливая форма, конечно — но это как пар в котле, который, не находя иного выхода, срывает крышку. Я не отрицаю, что некоторые из них действительно могут «цеплять» на себя каких-то непрошеных гостей в таком состоянии. Но, тем не менее, большинство «бесноватых» явно нуждаются скорее в психиатрической, нежели в магической помощи.
— А если человек неверующий? — с интересом спросил Горячев. — Или это только на христиан работает?
— Цапнуть «гостя» может вообще кто угодно, если он имеет к этому склонность, — объяснил Краснов, наливая чаю и себе. — А вообще, целенаправленно со вселением духа в тело медиума работают практически все спириты, включая нашу Алю. А жрецы вуду только и мечтают, как бы заполучить в свое тело духа-лоа посильнее. Ну и вообще все шаманские практики, от исландского сэйда до монгольского удагона, работают с духами — в том числе, и со вселением-изгнанием духа в тело человека.
— Это всё очень интересно, конечно, — кашлянул Горячев. — Но с кем имеем дело мы?
— Еще непонятно, — пожал плечами Краснов. — Ясно только, что это не христианский бесноватый — те, как правило, не совершают продуманных убийств. Так что в церковь обращаться бесполезно. Возможно, вуду. Возможно, что-то еще…
— Я вот всё думаю, — отчетливо сказал вдруг Валуйский со своего дивана. — Куда делась майка, которая была на Сереге?
— Игорь, Игорь! — кинулась к нему Лена. — Ты в порядке? Как ты?
— Я в порядке, — сказал, садясь, оперативник. — Спасибо, Лен. Но правда, Николай Васильевич: когда всё произошло, Скрипка был в майке — черной такой, он в ней бегает. Ему посекло только плечи и руки, да на ноге что-то… а грузили в «Скорую» его уже без майки.
— Кто-то из докторов снял, — пожал плечами Горячев. — Проверить, нет ли повреждений на теле.
— Не-ет, — медленно покачал головой Валуйский. — Тогда было бы удобнее просто закатать.
— Исчезла пропитанная потом и кровью одежда Скрипки, — хмыкнул Краснов. — И против нас какие-то шаманы. М-да, не нравится мне это. Схожу-ка я посмотрю, как он там.
Глава 6
Опять накатило. Здравствуй, депрессия, сколько лет, сколько зим. Плохо дело — в таком состоянии ее чутье совсем отказывало, можно даже не пытаться применять дар. Она не понимала, отчего вдруг всё снова стало так тускло, серо и бессмысленно. Возможно, от обилия вокруг нее детей, смехом и гомоном которых был переполнен этот теплый сентябрьский вечер.
Марина Лещинская любила детей. Не как всякая женщина, общематеринской спокойной любовью — нет, она любила их яростно и фанатично, почти обожествляя. «Если вы не можете про что-то пошутить, значит, на этом смысловом поле пасется ваша священная корова» — говорил весельчак Скрипка. Он-то мог балагурить про что угодно. А вот для Марины на смысловом поле под названием «дети» паслось целое стадо священных коров, и шутить на детскую тему она решительно не могла.
В этом не было секрета для всего отдела «Т.О.Р.». Коллеги знали, что ее ребенок умер при родах, и деликатно обходили любые упоминания о детях стороной. Марина видела, каких усилий это стоит, например, примерному семьянину Горячеву, души не чающему в дочках, и была безумно благодарна им всем.
И любые дела, в которых были замешаны дети, Марина старалась брать себе. Особенно, если они, не дай бог, фигурировали в качестве пострадавших. Вот и еще одно, с «потеряшкой» Дашей… Наверное, сознание таким образом пыталось компенсировать потерю — не уберегла своего, так убереги хотя бы чьего-то…
Давно пора было сходить к психологу, а то и к психотерапевту, Марина это понимала. Но как-то не привыкла она доверять свои проблемы чужим людям. Да и лучший совет, который мог дать ей любой психолог — завести еще одного ребенка — она прекрасно могла дать себе и сама.