Дело огня

Квартал, зажатый между Шестой улицей и рынком, конечно же, не мог оставаться таким, как во времена достославного Абэ-но Сэймэя[23] — несчетное количество раз он горел, разрушался от землетрясений, безлюдел во времена эпидемий, и только планировка улиц и переулков оставалась неизменной: вдоль-поперек, север-юг — восток-запад, основа и уток. Но дома в этих клетушках пространства за глинобитными заборами от века к веку менялись; подобно живущим в них людям, они росли, старели, дряхлели и умирали, в годы упадка на пустырях бывших садов селились лисы и совы, в годы процветания вновь разбивались сады, воздвигались стены, а пространство меж ними наполнялось гулом жизни.

Однако теперь, в жарких летних сумерках, когда луне самую малость не хватало до полного диска, господину Яманами Кэйскэ было отчего-то не по себе. То ли кансайский климат довел его-таки до лихорадки, то ли стыд погнал к лицу кровь — но бросало господина Яманами в пот, и не мог он отделаться от ощущения, что время здесь остановилось, и сколько он ни перебирает ногами, а все остается на одном месте. И лишь когда впереди показался бумажный фонарь с надписью «Гадатель Ямада Камбэй», Яманами замедлил шаг и перевел дыхание.

Оглянувшись на улицу за спиной перед тем, как войти, Яманами не удержался от усмешки. Он понял причину наваждения: гадальная лавка Ямады Камбэя была единственной открытой лавкой на улице, остальное пространство занимали дома зажиточных купцов за одинаковыми глухими белеными заборами. В садах за оградами пели цикады и лягушки, где-то наигрывала флейта, а пьяных песен еще не было слышно — ночь только начиналась; в душном воздухе ни дуновения, колокольчик-фурин над лавкой нем, бумажный листок, привязанный к язычку, неподвижен — так мудрено ли вообразить, что и время остановилось?

Яманами вежливо постучал веером по дверному косяку, и, услышав из глубины дома: «Входите!», вошел.

Внешняя комната, где хозяин принимал гостей, снова вызвала у Яманами ощущение остановившегося времени. Причиной тому была, по всей видимости, старинная ширма — единственное украшение комнаты. Ширма изображала сюжет из «Повести о Гэндзи»: дама Югао в ужасе созерцает гневный дух дамы Рокудзё, пока принц Гэндзи безмятежно спит. Цветная тушь уже несколько поблекла от времени, но благородство линий и поз завораживало. Нельзя было не проникнуться состраданием к несчастной красавице, которая вот-вот погибнет, не успев даже позвать любимого на помощь.

И вновь наваждение, нахлынув, спало: лавка как лавка и хозяин как хозяин — среднего роста, средних лет неприметный горожанин. Чем-то похож на господина Яги, приютившего Синсэнгуми в своем доме в пригороде Мибу.

— Чего желает господин самурай? — спросил хозяин, кланяясь. — Получить защитный амулет? Узнать скрытое прошлое? Предсказать будущее?

— Объяснить настоящее, — Яманами поклонился и извлек из рукава свиток.

Гадальщик дождался, пока гость опустится на татами, почтительно принял свиток и молча развернул. Яманами чувствовал себя все более неловко. Никогда он не был суеверным, не бегал по гадателям и не верил в приметы — а тут вдруг вот… Яманами попытался подбодрить себя тем, что к гадателю зашел не в силу собственного суеверия, но потому, что разыскивает суеверного преступника — однако не получалось.

— Это карта Столицы, — сказал гадальщик, — и на ней отмечены пять весьма почитаемых мест, расположенных в пяти точках силы. Я не вижу здесь особой загадки.

— Во всех этих местах были совершены убийства, — ровным голосом сказал Яманами. — То есть, почти во всех.

Гадальщик пригладил жиденькую бороденку, уже тронутую пеплом старости.

— А что, — таким же ровным голосом сказал он, — господин Яманами из отряда Синсэнгуми опасается, что его сочтут человеком невежественным, ежели он обратится к гадателю в открытую?

Яманами улыбнулся, снял шляпу-амигасу и положил ее рядом с собой.

— Возможно, эти убийства ничего не значат, — сказал он. — Возможно, это просто случайность. В Столице нынче режутся и топятся по поводу и без. Но мне показалось, что во всем этом есть какая-то… последовательность. Возможно, убийства совершает безумец — но и у безумцев есть свои, пусть и безумные, цели. Какую цель мог бы преследовать такой человек?

— В каком порядке были совершены убийства? — Гадатель опять склонился над картой. — Какое обнаружили первым?

— Вот это, — Яманами показал веером. — Бродячий монах у Конкайкомёдзи. Но труп нашли по запаху, а значит, он пролежал до того несколько дней…

— Где? — быстро спросил гадатель, глядя исподлобья на Яманами. — В каком месте храма?

— В пересохшей выгребной яме.

— Так-так… — в голосе гадателя слышался теперь неподдельный интерес. — А вот здесь? Часом не повешенный?

Ноготь, темный, как скорлупка ореха, уперся в точку возле храма Мёсиндзи.

— Да, — спокойно ответил Яманами. — Женщина.

— Женщина или девушка?

— Девушка. Молодая танцовщица.

— А третий, — палец Камбэя провел линию через реку, к деревне Кацура. — Утопленник?

— Невозможно сказать, как убит, но найден в реке, — кивнул Яманами.