Дело Пентагона (СИ)

— Не слышала о теориях заговоров, повсеместной слежке и прочей фигне, Джо? Так вот это доказательство, что все взаправду. Он следил за нами годами. Мы все это время жили буквально за стеклом, под постоянным наблюдением. Бабочки в витрине.

— Не может быть, вы все из разных стран, а он…

— А вот и не он! — раздраженно отмахивается Картер. — Есть человек куда как более влиятельный, но неизвестный. Некий Кристофер. Сначала они работали в паре с Монацелли, полагаю, он — один из основных наших заказчиков… но потом то ли пути их разошлись в разные стороны, то ли на почве небезызвестной истории разругались, но он нашел меня и передал все эти материалы вкупе с, фактически, признанием Манфреда.

— Стоп, так Пен… Вавилон — все-таки дело его рук?!

— Ну а чье ж еще? — раздраженно спрашивает Шон.

— Он же не программист…

— С этим талмудом, — ударяет Шон согнутым пальцем по папке. — Кто угодно программист.

— Нет, это не так! Он бы ничего не понял.

— Когда мы с тобой познакомились, ты тоже, с позволения сказать, программистом не являлась. Только претендовала на эту роль. И ничего не понимала, но научилась же.

— Но его-то ты не учил! — рявкаю я, не потому что он не прав, а потому что признать, что Манфред всех так уел, я просто не в состоянии! Признать, что он людей не подставил, а подставлял. Годами!

— Но у него есть куда как более талантливый сын!

— Но зачем? Картер, я не понимаю, зачем.

— Затем. Манфред Монацелли зовет себя сеньором Хакером. И тем не менее никакого отношения к этой должности не имеет. Он всего лишь знает, с кем нужно выпить на вечере и кому по завершению оного позвонить. Никакой он не сеньор Хакер. Пиар-агент, не больше. Как ты думаешь, устраивает ли подобная роль человека вроде Манфреда Монацелли? Нет. Ему хочется запомниться. А что может быть знаменательнее, чем взятие… как его ты назвала? Вавилона? Он хороший стратег, он умеет управлять людьми, он умеет просчитывать варианты. Он сделал то, на что не решился бы больше никто из нас.

— Но письма! Он слал вам имейлы? Если он готовился к взлому и только, то зачем такие сложности?

— Это был Марко, — отмахивается Шон.

— Марко?! А он тут при чем?

— Марко все знал. Или, ты думаешь, он наивно полагал, что папашка самообразованием на старости лет решил заняться? Разумеется, он помогал. А когда настигли последствия — не выдержал и попал в психушку.

Повесить карты Пентагона в фамильный особняк. Шикарное завершение коллекции для истинного ценителя искусства. Как я и предполагала. Это был Монацелли. Сумасшедший псих.

— Но, погоди-ка, в твоем рассказе есть брешь… Если все так, как ты говоришь, то все равно никто об участии Монацелли не узнал бы. И отсутствие ваших алиби, и его вранье спецслужбам… Шон, тут явно что-то не так.

— Нет, ты не права. Это просто случай. Манфреду плевать, что будет с ним. Он бы все равно признался. Но есть еще Марко. Манфред пытался скрыть его участие в этом проекте, хотел передать Бабочек сыну и во всем сознаться, чтобы весь мир узнал о его величии. Но наследник прессинга не выдержал, и план покатился к черту. Решив, что Манфред в свете душевной болезни сына со своими глупостями не остановится, Кристофер нашел меня и передал все имеющиеся сведения. Он не желал оставлять эту организацию за Монацелли и выбрал, кому она в итоге достанется. Не стану врать, я действительно выставил нашему сеньору ультиматум, в результате которого он отошел от дел. Конелл, ныне наш Манфред — королева Британии. Реальной власти за ним не стоит. В последние годы именно я занимаюсь делами Бабочек. Настал момент, когда об этом должен узнать весь мир.

— Ты дал ему возможность бежать… — смотрю я на Шона огромными глазами. Это просто невероятно…

— Он не побежит, к тому же Марко-фактор никто не отменял… Ты заботишься об отце, он — о сыне. Это так иронично.

Он подставил всех. Своих ребят. Своих Бабочек. Людей, которыми мы восхищались. Разрушил отношения, на которые мы равнялись. Он испоганил все, ради чего жили тысячи тысяч программистов во всем мире. Представить только, ты добиваешься мечты годами, а потом… такое.

— Мне надо выпить, — хрипло говорю я и встаю со стула.

После первой же стопки текилы на меня вдруг накатывает осознание, что я соучастница, и агентам то, что рассказал мне Шон, говорить нельзя ни в коем случае.

На диске обнаруживается не видео, а диктофонная запись разговора Кристофера и Манфреда, где тот, фактически, признается в содеянном. Ну вот и все. Осталось придумать, откуда у меня эти сведения…

— Джоанна, я очень надеюсь, что ты не нашепчешь Леклеру, что я годами скрывал правду, — говорит мне Картер.

— Сволочь! Ты еще и врать меня заставляешь! Как бы ты выкрутился без меня?! Да ты… ты… — продолжение фразы никак не находится, а потому я беру стопку водки Шона и выпиваю и ее тоже. — Без меня ты бы от Монацелли никак не избавился!

— Не преувеличивай собственное значение. Анонимку бы в ФБР послал в крайнем случае. Просто это было бы не так результативно. Ты всего лишь выигрываешь нам всем время.

— Я тебя ненавижу, — бурчу я. — Ты мне еще текилы когда-нибудь нальешь?!