Дело «Пестрых». Черная моль

— Вы помните, какой беспорядок царил в столовой, где убили Любочку? Я начала собирать вещи с пола, мне помогала Валентина. И вот, представьте себе, в дальнем углу комнаты я неожиданно нашла, что бы вы думали? Чужой платок. Понимаете — чужой. Он был в крови, и на нем ясно видны были следы пальцев, чужих пальцев! Понимаете? Это был платок тех негодяев, тех убийц. Я была просто потрясена. Я объяснила Валентине, как важно передать вам этот платок. Я была уверена, что он наведет вас на след. Поэтому я осторожно завернула его в газету и отдала Валентине, попросив передать вам, когда она будет у вас на допросе. Она взяла, обещала, но, конечно, не передала. Верно я говорю?

— Совершенно верно, — кивнул головой Сергей.

Он слушал рассказ с возрастающим интересом. При этом два чувства владели им, два очень разных и одинаково сильных чувства. Первое из них был стыд: ведь это он, Сергей, составлял протокол осмотра столовой и должен был найти этот платок. Как же плохо справился он с порученным делом, какую важную улику пропустил! Второе чувство было — гордость: его версия как нельзя лучше подкреплялась очень ценными сведениями, сообщенными Голиковой.

— Через два дня, — продолжала Голикова, нервно теребя свой платочек, — я спросила Валентину, отдала ли она вам находку. Она побледнела — я это потом точно вспомнила, да, да, побледнела, вы понимаете? — и ответила, что вы платок не взяли, сказали: «Пусть лежит пока у вас». Меня это, признаться, очень удивило. Поэтому еще через два дня, то есть сегодня утром, я попросила Валентину позвонить вам и спросить, можно ли стирать вещи, а заодно, мол, и про находку, что с ней делать. Валентина согласилась, а я вышла из комнаты, но, стоя за дверью, стала слушать ее разговор. Вы же понимаете, я ей уже чуть-чуть не доверяла. Я слышала, как она спросила вас про белье, но про платок не сказала ни слова. Когда она кончила говорить, я вошла в комнату. Она передала мне ваше разрешение стирать вещи, а про платок сказала: «Они велели его выбросить». Ну, вы понимаете, что это такое? И как это все объяснить, я вас спрашиваю? Боже, как это все ужасно! Сил нет выдержать такое горе! — воскликнула она, уронив голову на руки, и разрыдалась.

Сергей, охваченный волнением, не мог найти нужных слов, не знал, что сказать, чем утешить эту женщину. Он никогда в жизни не сталкивался с людьми в такой страшный для них момент.

Голикова, наконец, утихла, вытерла платком глаза и попросила пить. Сергей слышал, как стучат ее зубы о край стакана.

В тот же вечер Сергей уже докладывал Сандлеру и Зотову результаты работы по своей версии. Был вызван для доклада и Гаранин. К удивлению Сергея, у него оказались новые данные по черной машине.

Надо сказать, что Костя Гаранин, как успел уже заметить Сергей, отличался необыкновенным упорством. И, конечно, Зотов неспроста поручил именно ему работу на месте происшествия, требовавшую в данном случае, кроме всех прочих качеств, еще и чисто гаранинского упрямства, ибо здесь на первых порах не удалось обнаружить ни прямых улик, ни очевидцев.

Костя оправдал возложенные на него надежды. Сначала он нашел мальчишек. Это было далеко не просто. Только трое из целой оравы видели черную машину, но их не было во дворе, когда туда пришел Костя. Он вытащил ребят из дома, оторвав их от важной и ответственной работы: как оказалось, один уже полчаса отмачивал с конверта ценнейшую корейскую марку, второй, оставшись один, учил своего Рекса приносить различные предметы и извел при этом весь имевшийся в доме запас сахара, а третий пытался универсальным клеем восстановить до прихода матери разбитую тарелку. Но кто же из них мог устоять, если прибежавший со двора приятель задыхающимся голосом сообщил, что туда пришел «довольно чудной дядька», который вчера смотрел игру московского «Динамо» с австрийским «Рапид», знает биографии всех знаменитых советских футболистов, а Дементьева и Хомича даже лично, но который ничего не желает рассказывать, пока не придет он, Витька, и только потому — вот чудак! — что именно Витька гулял вчера утром во дворе!

Так появилось первое упоминание о таинственной черной машине.

Но к кому она приезжала? И Костя предпринял обход всех квартир в подъезде: может быть, какой-нибудь шофер приезжал на этой машине пообедать, или кто-нибудь из жильцов является ее владельцем, или, наконец, кто-то приехал с вокзала или по делу.

Это было очень трудно — всюду застать хоть одну хозяйку, которая в пятницу утром была дома, помочь ей хорошенько вспомнить то утро и внимательно выслушать ее рассказ. При этом каждый раз Костя ловил себя на том, что он больше всего боится услышать в рассказе упоминание о приезде черной машины. Но этого не случилось. Поэтому в каждой квартире он как бы одерживал маленькую победу, важность которой все росла и росла, пока не превратилась, после разговора в последней квартире, в ценнейший факт, в звено особой цепи, но звено еще не очень крепкое и надежное: ведь машину заметили только три мальчика и сведения о ней были очень скудны.

Поэтому Костя прибег еще к одному приему.