Дело «пестрых» (с иллюстрациями)

— Можете объяснить это совпадение? — спросил Зотов.

— Не собираюсь.

— Тогда я вам объясню. Рукой в этой перчатке вы залезли в платяной шкаф. Там перчатку разорвали о гвоздь и поцарапали палец.

— Это надо еще доказать.

— Докажем, — спокойно ответил Зотов. — Что такое экспертиза, знаете? Так вот. Будет доказано, что нитки, оставленные на гвозде в шкафу, из этой именно перчатки. Это раз. Ваша группа крови совпадет с группой крови пятен, оставленных на шкафу. Ясно?

— Ясно-то ясно. Но главное, это вещички. А их тю-тю, нету, — вызывающе сказал Ложкин.

— Найдем, будьте спокойны.

— Найдете, — решительно объявил Ложкин, — тогда черт с вами, расколюсь до конца. Но сейчас и не подступайте.

Зотов минуту подумал и неожиданно приказал:

— Снимите сандалеты.

— Это чтоб не убежал? — криво усмехнулся Ложкин. — Пожалуйста. Я и босиком смогу, если надо.

Он разулся. Зотов велел унести сандалеты в другую комнату. Там он достал лупу и внимательно осмотрел их подошвы.

— Ищите место с красной глиной и известью. Этот тип недавно опять там бродил, — сказал он сотрудникам.

…Сергей и Саша Лобанов сотый раз обходили с лопатами участок.

— Вот негодяй, задал работу, — возмущался Сергей. — Ну, куда он их мог спрятать?

— Надо поставить себя на его место, — засмеялся Лобанов. — Такое, знаешь, приятное и теплое местечко.

Они медленно продвигались вдоль забора, изучая землю. Неожиданно взгляд Сергея упал на соседний участок. Его внимание привлекла свежевырытая яма и высокая куча вынутой из нее глины.

— Саша, а что там?

— Там? Чужой участок.

— Нет, что это за яма?

— Это надо хозяев спросить.

— А ты знаешь, это странно, — задумчиво произнес Сергей.

— Что странно? Что люди умеют ямы копать?

— Нет. Странно они ее копали. Ты подумай, — загораясь, говорил Сергей, не отрывая глаз от ямы. — Ведь когда копают такую большую яму, то землю из нее выбрасывают во все стороны. Так делали и тут, видишь следы? Но потом всю землю собрали в высокую кучу. Зачем?

— А ведь глина красная! — воскликнул Саша. — И кругом рассыпана известь! А в заборе дырка. Очень удобно, — и он решительно пролез на соседний участок.

Сергей последовал за ним. Десять минут энергичной работы лопатами, и первый шубинский чемодан, аккуратно обернутый в рогожу, был извлечен из-под земли. За ним последовали и другие вещи.

— Кладоискатели, — вытирая пот со лба, усмехнулся Лобанов. — Нашли-таки. Поздравляю, товарищ Коршунов. Ну, иди, докладывай. А я посторожу здесь.

В это время Гаранин в присутствии Зотова вел допрос хозяйки дачи. Это была немолодая, розовощекая женщина в роговых очках на остреньком носике, с седеющими волосами, небрежно собранными в небольшой, как луковица, пучок на затылке. Она куталась в старенький пестрый халат и, рассказывая, непрерывно курила.

Софья Григорьевна Ровинская была врач-терапевт. Муж ее, тоже врач, погиб на войне. Каждое лето на даче жила ее дочь с мужем и ребенком. Но сейчас они уехали к родным на Украину, и Ровинская впервые решила сдать первый этаж дачи. Сама она ночевала на даче редко — в поликлинике было очень много работы. Софья Григорьевна до позднего вечера обходила свой участок. Работала она здесь уже много лет. Ее знали чуть не в каждой семье и ждали ее слова, совета, порой наивно полагая, что, исцеляя недуги телесные, врач может дать средство преодолеть и все другие невзгоды. Как часто после этого приходилось Софье Григорьевне отправлять письма то в собес, то в ЦК профсоюза, то в местком фабрики с жалобой, с гневным протестом против бездушия и волокиты. И, может быть, подпись в конце этих писем — «лечащий врач такая-то» — действительно ускоряла принятие мер.

Да, жильцы ей попались плохие. Собственно, сдавала она дачу только одной Зое Ложкиной. Но потом к ней приехал брат. С той поры начались внизу пьяные крики и песни, начали появляться разные люди.

— Кто же у них бывал, кого запомнили, Софья Григорьевна? — спросил Костя, терпеливо и уважительно выслушав ее сбивчивый и, может быть, излишне подробный рассказ.

— Вы знаете, разные люди бывали. Вот совсем недавно, например, мальчик один меня очень обеспокоил, — нахмурилась Ровинская. — Ему лет шестнадцать. Сначала он как будто стеснялся или робел. Но потом сел с ними в карты играть, водку пил. Конечно, проиграл. Я слышала, как они стали деньги с него требовать, а их, конечно, не было. И все отвратительно ругали его, грозили. Потом кто-то за него заступился. А родители-то и не подозревают, где их сынок время проводит.

— Как же его зовут? С кем он приехал, когда?

— Зовут его, кажется, Игорь. Приехал он в прошлое воскресенье со стариком одним. Он, помнится, и заступился за него.

— А не скажете ли, каков из себя этот Игорь?

— Такой, знаете, типичный астеник — высокий, узкогрудый, с тонкими руками. Блондин. А характер, видно, вспыльчивый, безусловно с повышенной нервной возбудимостью.

— Значит, этот парнишка был, старик. А еще кто?

— Еще? Другой парень, постарше. Они его, кажется, Титом звали. Отвратительный субъект. Знаете, я заметила у него некоторые дегенеративные признаки.

— Какие же? — заинтересовался Зотов.