Яков внезапно замолчал. Лицо его подергивалось, словно он был не в состоянии с ним совладать, но наконец он поднял голову. На лице сияло совершенно безумное выражение — жуткая плотоядная улыбка дьяволицы. Писарь замер, словно увидав змею, и большая капля чернил упала с его пера, оставив громадную кляксу. Цеховский нервно закусил ус, Нестор и Муромцев обменялись тяжелыми взглядами. В кабинете повисла тишина, от которой холодело сердце. Во всем этом таилась нечеловеческая, ненормальная греховность. Наконец рассказчик облизнул алые губы и, удовлетворившись всеобщим ужасом, спросил, не рассчитывая на ответ:
— И у него получилось сделать меня порочным, не правда ли, господа?
— И что же было потом? — после долгой страшной паузы спросил Муромцев. Его голос показался ему самому чужим.