Терри. ...И тут он сказал, что он из полиции и арестует меня. Потом забрал свои деньги и положил к себе в бумажник. В жизни мне не было так страшно. А потом он сказал мне, что возможно мы сумеем это уладить.
Луиза
Терри. Не в тюрьму же мне было идти?
ЛуиЗа. Ну, знаешь, я бы никогда не согласилась! Никогда! Никогда! Пусть бы меня лучше сгноили в тюрьме!
Луиза. Сыграл бы ты рам, Ральфи!
Луиза. Mira! Cuidado![9]
Башня. А ну, заткнись, чумазая шлюха!
Башня. Это один из них!
Бэтмэн. Бей его!
Башня. Смываемся!
– А у Морреза был нож? – резко спросил Хэнк.
– У Ральфи нож? Нет, ножа у него не было. Кто вам мог это сказать?
– Эти ребята говорят, что он вытащил нож и напал на них.
– Они врут. Когда я крикнула, он встал и повернулся к ним. Но напали на него они. Нет, никакого ножа у него в руках не было.
– А что же он вынул из кармана, Луиза? Что блестело у него в руке?
– Блестело... Так это же гармоника! Гармоника, на которой он играл! Вы о ней спрашиваете?
Внизу Хэнка ждал Гаргантюа, но не один. Его товарищ был в темных очках, скрывавших глаза. На его верхней губе топорщились усики. Волосы у него были светлые, а лицо – мраморно-белое, как у испанского аристократа. Он стоял, заложив руки за спину, глядя на тротуар и улицу. Когда Хэнк подошел, он даже не повернул головы.
– Вот прокурор, Фрэнки, – сказал Гаргантюа. – А это Фрэнки Анарилес, – сказал Гаргантюа. – Президент «всадников». Это он дал нашему клубу такое название, мистер... Я, по-моему, не знаю, как вас зовут.
– Моя фамилия Белл, – сказал Хэнк.
– Познакомься, Фрэнки, это мистер Белл.
Фрэнки кивнул.
– Рад познакомиться, – сказал он. – Чего это вы забрели в наши края?
– По делу Рафаэля Морреза. Я буду выступать в нем обвинителем, – сказал Хэнк.
– Ясно. Желаю удачи. Прикончите их!