Дело по обвинению

Под водой Альфредо уже не шевелился. У фонтанчика Фрэнки, наконец замечает неожиданную тишину вокруг. Он оборачивается, смотрит, кричит «Mira!»[10]и все пуэрториканцы бросаются к воде. Во главе с Фрэнки они сразу ныряют в воду и вырывают Альфредо из рук Бэтмэна и его помощника. Альфредо цепляется за край бассейна еле дыша. В воде продолжается драка, раздается ругань. Девушки у бассейна визжат. К месту происшествия бегут дежурный с полицейским. Воздух прорезает пронзительный свисток.

* * *

– Так значит зачинщиком был Башня? – спросил Хэнк.

– А то кто же? Ведь мы ничего такого не делали. Просто купались. И нас из-за него потащили в участок. Только потому, что он решил разыграть большого человека.

– Вы хорошо сделаете, если отправите их на электрический стул, мистер Белл, – сказал Гаргантюа.

– Да, – согласился Фрэнки, – это правильно. – Он повернулся к Хэнку и посмотрел ему прямо в лицо. – Так и сделайте, мистер Белл! – Его голос стал угрожающим.

– Будет скверно, если на этот раз они вывернутся, – вставил Гаргантюа.

– Да, – сказал Фрэнки. – Это очень многим может не понравиться.

Мать Рафаэля Морреза вернулась домой с работы только в шесть часов вечера. Работала она в швейной мастерской, как и у себя на родине, в пуэрториканском городе Вега Баха. Правда, в Нью-Йорке ее рабочий день был короче, а заработная плата выше, но зато на Пуэрто-Рико после работы она возвращалась домой к своему сыну Рафаэлю. В Нью-Йорке же она больше этого делать не могла. Ее Рафаэля убили.

В Нью-Йорк она приехала к мужу, который мыл посуду в ресторане на 142-й улице. Он приехал сюда на год раньше ее, поселился у родственников и скопил достаточно денег для того, чтобы снять квартиру и выписать жену и сына. Ехала она неохотно, потому что любила Пуэрто-Рико. Ей было страшно покидать знакомые места, хоть Нью-Йорк и сулил всяческие блага. Через полгода после того как она приехала сюда, ее муж связался с другой женщиной, предоставив ей и сыну самим перебиваться в этом городе.

В тридцать семь лет (она была на два года старше Карин) Виолетта Моррез выглядела шестидесятилетней старухой. Худое тело, изможденное лицо – только глаза и рот хранили остатки былой красоты.

Они сидели в «гостиной» ее крохотной квартирки на четвертом этаже и молча смотрели друг на друга. Ее большие карие глаза смотрели на Хэнка с откровенностью, от которой ему становилось не по себе. Как будто он смотрел в глаза неизбывному горю, слишком огромному для выражения чувств, – горю, которое искало одиночества и отвергало сочувствие.

– Что вы можете сделать? – спросила она. – Ну что вы можете сделать?

– Я могу проследить за тем, чтобы свершилось правосудие, миссис Моррез, – сказал Хэнк.

– Правосудие? В этом городе? Не смешите меня! Правосудие здесь существует только для тех, кто здесь родился. А для всех остальных – ничего, кроме ненависти. Это город ненависти, сеньор. Само его сердце полно ненависти и это страшно чувствовать. Ведь меня учили любви. Меня ведь учили, что любовь превыше всего. Меня учили этому на Пуэрто-Рико, где я родилась. Там легко любить. Там очень тепло, люди никуда не торопятся и здороваются друг с другом на улицах. Там все знают друг друга, знают, что меня зовут Виолетта Моррез и спрашивают: «Как живешь, Виолетта? Хуан пишет? А твой сын здоров?» Ведь это очень важно быть кем-то, знать, что ты Виолетта Моррез, и все тебя знают. А в этом городе холодно, все куда-то спешат. Здесь никто с тобой не поздоровается и не спросит, как ты чувствуешь себя. Времени для любви в этом городе нет. Здесь осталась одна только ненависть. И эта ненависть отняла у меня сына.

– Убийцы вашего сына понесут справедливое наказание, миссис Моррез. Я для этого к вам и пришел.